Екатерина Кокурина "Глазами женщины"

Так Феофана отстояла свои права на мужа и престол. Но вскоре ее защитник Василий умер, и Лев стал единовластным господином Византии. Первым его желанием было избавиться от ненавистной жены. Однако выяснилось, что это не так просто. Народ был в восторге от Феофаны и ее благочестия, и, отправь Лев жену в монастырь (где ей и было место с самого начала), мог случиться бунт. К тому же ее поддерживали могущественные церковные патриархи, да и повод для развода найти было нелегко. Смирившись и положившись на волю Божию Лев прожил с нелюбимой женой еще десять лет.

Все кончилось так, как и должно было кончиться. Феофана умерла и немедленно была причислена к лику святых. Лев вскоре после ее смерти женился на Зое, которая к тому времени тоже овдовела. Неизвестно, Бог ли склонился к мольбам Льва, или эти две столь долгожданные смерти произошли по человеческой воле. Первобытная любовь

Я помню дни юности мира. Я шла за мужчиной и несла его оружие -обточеные камни. Гортанным криком я предупредила его, что среди яда зелени леса скрывается Враг. Если бы Враг победил, он бы взял меня силой, безжалостно истерзав мое тело, а потом я стала бы рабыней его косоглазых и скуластых жен. Поэтому я несла камни моего мужчины, который кормил меня мясом и избивал не чаще раза в неделю. Как чиста была наша первобытная любовь! С каким восторгом я смотрела, как камень моего мужчины (который я несла для него!) свистит в воздухе и ударяет Врага прямо в висок! И когда он рухнул, а его черный дух, стеная, отправился к предкам, мы, смеясь и танцуя, словно дети, повесили его тело на дереве. Пусть скелет Врага, очищеный от плоти птицами и омытый дождями, станет памятником нашей любви! Месть

Месть -- это все, что есть в моей жизни. Единственное, что осталось.

Эти псы отняли у меня жизнь, и то, что в ней было. Родину -- я никогда уж не почувствую на своем лице солнце Валенсии. Близких -- они, верно, оплакивают меня как умершую и не знают, что судьба моя позорна и страшнее смерти. Любовь -- стройный юноша с жгучими глазами, где ты? Помнишь ли?.. Хотя нет, лучше не вспоминай... И я не стану -- я все вычеркнула из сердца.

Мне не повезло -- я была молода и хороша собой. У меня была одна дорога -- в гарем. Многие мои подруги по плену, зная, что их ждет, наложили на себя руки. "Господь простит нас!" -- говорили мне они, но я верила, что пока есть жизнь -- есть и надежда. Теперь я понимаю, как они были правы.

В ту ночь, когда эмир Б-ский вошел ко мне, чтоб насладиться моей юностью и чистотой, я упала ему в ноги, умоляя пощадить и назначить любой выкуп. Но этот пухленький, жизнерадостный человечек лишь посмеялся надо мной. "К чему мне деньги?" -- сказал он. -- "Денег у меня и так больше, чем достаточно. А такие свежие цветы, как ты, встречаются нечасто".

После той ночи позора я впала в беспросветное отчаянье. Не знаю, почему я не убила себя. Душа моя умирала, и именно в те дни ею завладел демон мести. Он подчинил себе мою душу и за это дал мне силы выжить. Но то, что выжило, уже не было мною.

Теперь я была одержима одной мыслью -- месть, месть любой ценой! Ради мести я стала готова на все -- годами ждать, бесконечно унижаться и ненавидеть, лгать и пользоваться любой слабостью врага. Вскоре я поняла, что в этой проклятой Богом и людьми стране для женщины есть лишь один способ возвыситься -- родить сына. Эти нечестивые язычники ни во что не ставят своих жен и дочерей, но матери подчиняются беспрекословно. К тому же, мать сына эмира -- не то, что простая наложница.

Когда я узнала, что беременна, то почувствовала злобное торжество. Когда родился мальчик, я ликовала. Испытывать к ребенку материнскую любовь я не могла -- нет, этот плод постыдной, ненавистной любви был для меня всего лишь орудием мести. Он до смешного походил на отца, что вызывало у эмира восторг, а у меня отвращение. Но я тщательно скрывала свои истинные чувства и внешне казалась прекрасной матерью. Говорят, что дети чувствуют, кто их любит, а кто нет -- так вот, это ложь. По крайней мере, Юсуф очень привязался ко мне. Видимо, он был слишком глуп. Если б он знал, какие мысли я храню в глубине сердца, он бежал бы меня, как чумы.

Сердце ребенка легко завоевать -- нужно просто позволять ему абсолютно все и ругать при нем тех, кто не позволяет. К семи годам Юсуф был невероятно избалован -- и предан мне душой и телом. Стоило кому-нибудь "обидеть" его, неважно как и чем, и он бежал ко мне жаловаться. Поэтому, когда эмир начал воспитывать мальчика по-мужски, Юсуф малейшую строгость воспринимал как оскорбление и постепенно (при моей помощи) стал ненавидеть отца.

Я питала эту ненависть всеми способами. "Как жаль,-- говорила я сыну,-что тебе никогда не стать эмиром! А какой прекрасный правитель мог бы из тебя выйти! Но у эмира есть сыновья от законных жен, и сыну наложницы никогда не стать его наследником. К тому же, ты сам говоришь, отец не любит тебя!" Эту отраву я по капле вливала в его уши много лет, и к восемнадцати годам Юсуф мечтал об одном: убить отца и занять его место.

Когда я увидела, что плод созрел, я позвала Юсуфа и сказала ему: "Сын мой! Я знаю тайное желание, которое сушит твое сердце. Ведь ты хочешь стать эмиром, не так ли?" Он вздрогнул, но я поспешила его успокоить: "О, не бойся, я не выдам твою тайну! Я хочу помочь моему возлюбленному сыну. Твое желание вполне исполнимо. Эмир скуповат, и многие могущественные люди считают, что их обошли. Если ты обещаешь им исправить ошибки отца, они помогут тебе занять его место. Доверься мне, и ты станешь эмиром меньше, чем через месяц."

Конечно, он проглотил приманку. А так как он за всю жизнь палец о палец не ударил, он с радостью согласился, когда я сказала, что посею заговор сама, а его предупрежу в решающий момент, чтобы он пришел и пожал победу. На самом деле я и не собиралась ничего предпринимать -- не это мне было нужно.

Примерно через месяц я снова позвала его и сказала, что все готово. "Люди предупреждены и ждут только смерти эмира. А вот это поможет ему умереть вовремя!" И я дала Юсуфу кольцо, в котором был спрятан яд: "Действует мгновенно! При первой возможности подсыпь ему в питье!" Это моему мальчику не понравилось -- он мечтал ворваться во дворец на коне и снести отцу голову мечом. Ему казалось, что использовать яд недостойно мужчины. Но я сумела убедить его, что это единственный путь, и он взял кольцо и обещал все сделать.

Через пару дней пронесся слух, что эмир внезапно тяжко занемог. Яд, который я дала Юсуфу, причиняет человеку ужасные страдания не меньше недели, и только потом сводит в могилу. Я не хотела, чтобы ненавистный эмир умер слишком быстро. Узнав о его болезни, я написала письмо, в котором обвиняла Юсуфа как отравителя, и позаботилась, чтобы оно попало к эмиру. Вскоре я услышала, что Юсуфа схватили и повели на пытку. Как я и думала, меньше чем через час пришли за мной -- мальчишка был слишком изнежен, чтобы молчать под пыткой.

Когда меня привели в мрачный, полутемный подвал, я увидела бледного, измученного Юсуфа на дыбе, а рядом -- эмира, который лежал на носилках, раздувшийся, как бурдюк, и изо всех пор его кожи сочились кровь и гной. Срывающимся от злости и страха перед смертью голосом эмир начал допрашивать меня о других участниках заговора.

Я расхохоталась ему в лицо и сказала, что никакого заговора нет, а есть только глупый мальчишка, орудие моей мести. Юсуф удивленно поднял голову и вытаращился на меня, не в силах понять, а эмир еще сильнее раздулся и приказал рассказывать.

Он мог бы и не приказывать! Единственное, чего я хотела -- это рассказать ему все и сполна насладиться сладостью моей мести. Я напомнила эмиру, как я валялась у него в ногах, умоляя пощадить мою невинность, и что он ответил мне. Я рассказала ему о своем отчаяньи и о том, как я решила отомстить. Шаг за шагом, я раскрыла перед ним весь свой замысел -- воспитать из его сына убийцу и натравить его на отца. В конце я не забыла добавить, что от яда, которым Юсуф накормил эмира, нет никакого противоядия.

Когда я закончила, Юсуф рыдал, как баба, а эмир, казалось, вот-вот потеряет сознание. "Чудовище! -- все, что он смог пробормотать, -Чудовище!"

Скоро меня казнят. Но это не пугает меня -- месть опустошила мою душу, и теперь, когда все кончено, я даже хочу умереть. Те двое тоже умрут. Все справедливо. Монастырь

Ты спрашиваешь, отец, почему я оставила монастырь, не приняв постриг, которого так желала? Мне бы не хотелось говорить об этом. Но если ты требуешь, чтобы я рассказала -- я подчиняюсь.

Ты знаешь, что с самых юных лет все мои помыслы были обращены только к Богу. Служить Ему в меру своих скудных сил было моим единственным желанием. И я благодарна тебе за то, что ты не противился Божьей воле. Когда я приняла решение удалиться от мира в тихую обитель, ты благословил меня и добился, чтобы меня взяли на послушание в монастырь Св. Н., один из лучших и знаменитейших монастырей во всем христианском мире. И вот теперь твоя дочь возвращается с поникшей головой, не желая и слышать о дальнейшем пребывании в этой обители. Конечно, ты вправе спросить -- почему?

Когда я приехала туда, мне показалось, что я найду здесь истинный рай земной. Вокруг монастыря, стоящего на пологом холме, раскинулись цветущие сады и тучные нивы. Сам монастырь, выстроенный из белоснежного камня, выглядит прекрасно и строго, как и подобает дому Божьему. Сестры встретили меня приветливо, и даже сама аббатисса ласково улыбнулась и выразила надежду, что я окажусь достойна высокого жребия, который меня ожидает. Келья, в которой меня поместили, была невелика и бедно обставлена, но сияла чистотой, а на стене висело чудесное серебряное распятие самой тонкой работы. Оставшись одна, я горячо возблагодарила Господа за все его милости к недостойной рабе своей.

< Назад | Дальше >