Елизавета Кожухова "Искусство наступать на швабру"

-- Это что, автограф Александра Сергеевича?! -- воскликнул Покровский и бережно, будто дитя, взяв верхний листок, принялся благоговейно его разглядывать.

-- И, похоже, не единственный, -- Дубов отложил "Послание" в сторону и взял следующий листок, исписанный одним пушкинским почерком: -- "Любезнейший барон Савва Лукич! Прости великодушно, что сыграл с тобой столь нехорошую шутку. Но в знак слабого утешения прими от меня эту скромную безделицу. Твой вечно должник А.Пушкин". Тут еще и стихи, -- добавил Василий Николаевич.

-- Позвольте мне. -- Иван Покровский слегка трясущимися руками взял листок и дрожащим голосом прочел:

-- Поэт в порыве вдохновенья

Стихи прекрасные творит,

Но голос внутренний сомненья

Ему иное говорит:

"O чем хлопочете, поэты,

Творцы прелестных небылиц?

Что ваши оды и сонеты? --

Их унесут быстрины Леты

Степных резвее кобылиц".

-- O смолкни, смолкни, дух сомненья,

Оставь меня, жестокий глас!

Пускай забудутся творенья --

Зато минута вдохновенья

Дороже вечности для нас!

-- Так это что -- неизданные стихи Пушкина? -- воскликнула Чаликова.

-- A старый барон, выходит, был не таким уж бараном, -- как бы про себя проговорила баронесса фон Aчкасофф.

-- Нет, ну почему же, не только Пушкина, -- заметил Дубов, продолжавший перебирать бумаги. -- Вот стихотворение Тютчева. -- И детектив с выражением зачитал:

-- В ночи, сквозь ветер и пургу,

Сияла свечка на снегу.

На небе -- ни луны, ни звезд,

Лишь свечка озаряла крест.

И средь холмов блистал в ночи

Свет негасимыя свечи.

Светил сквозь тьму тот ясный свет,

И ярче света в мире -- нет.

-- Гениально, -- развел руками Серапионыч. -- Если бы я был поэтом, то только так бы и писал. -- Ну и что там еще?

Василий извлек из ларца незапечатанный конверт, и на стол выпали несколько исписанных листков, а следом за ними -- обломок некогда круглого металлического медальона, украшенного не то восточным узором, не то какими-то непонятными письменами.

-- Кажется, тут по-немецки, -- сказал детектив, имея в виду, разумеется, не медальон, а верхний листок. -- Похоже на стихи. А, вот и по-русски. -- "Это стихотворение великого Гете мне подарил его друг и сподвижник Эдуард Фридрихович Херклафф, когда гостил в Покровских Воротах в 1829 году. Моей супруге Наталье Кирилловне он преподнес сей медальон, непонятным образом расколовшийся надвое накануне ее бесследного исчезновения..."

"Значит, госпожа Хелена не врала, говоря об исчезновении супруги Саввы Лукича, -- отметила Чаликова. -- Но неужели этот негодяй Херклафф съел и Наталью Кирилловну? А что, с него станется".

Василий перевернул листок и прочел:

-- И всхлюпывают гады на болоте,

И жабы мечутся в бузе,

И мухомор расцвел к весне,

И выполз уж; уж весь в охоте

На головастиков и на ужих,

И на своих, и на чужих,

Но можно и пиявку;

А в тине мечут уж икру --

Видать, совсем невмоготу;

По головам, по брюхам, в давку.

Но аист, страж морали, тут как тут

И по горячим головенкам тюк, тюк, тюк.

< Назад | Дальше >