Разделы сайта
Реклама
Здесь могла быть ваша реклама
Статистика
Виктория Платова "Купель дьявола"
- Боюсь, наша картина вам не по карману, - подначила я Титова, не подозревая, что наношу ему личное оскорбление.
- Сколько?
- Миллион двести долларов, - зажмурившись, выпалила я: Лавруха бы мной гордился.
- Вам чек или наличные? - осведомился чертов нувориш.
- Миллион двести - это начальная цена. Возможно, кто-то предложит больше.
- А вы сами что предложите?
- Могу предложить кофе, - ляпнула я. - Растворимый.
- Валяйте растворимый, - он посмотрел на меня с интересом.
Этот интерес касался меня самой - моих рыжих волос, Жекиного асексуального костюмчика, с которым я почти сроднилась, и туфель на шпильках, нестерпимо натиравших ноги.
- Как вас зовут? - наконец-то удосужился поинтересоваться он.
- Екатерина Мстиславовна.
- Отчество, я думаю, мы опустим. А все остальное меня устраивает. Что вы делаете сегодня вечером?
- Ничего не выйдет. Картина не продается до аукциона, - опыт последних дней подсказывал мне: держи глухую оборону, даже если твои псевдовоздыхатели и охотники за картиной по совместительству предложат тебе недельный тур на Мартинику.
- Оставим картину, - в голосе Титова проскочили нотки нетерпения. - Что вы делаете сегодня вечером?
- Хотите предложить мне казино? Или ночной клуб со стрип-шоу?
- Сегодня в Капелле грузинские духовные песнопения. Не составите компанию?
Я прикусила язык: неудачный пассаж о стрип-шоу показал, что дешевкой выгляжу я, а не он. Так ничего и не ответив на его приглашение, я отправилась в кабинет, повернула ключ в замке и уставилась на себя в зеркало.
Я не проделывала подобного со времен Быкадорова.
Вернувшись в зал с подносом, я уселась против молодого человека, даже не одернув юбку.
Я не проделывала подобного со времен Быкадорова.
- Так как? - снова спросил у меня Алексей Алексеевич Титов, шумно прихлебнув эрзац из чашки. - Или грузинские духовные песнопения вас не вдохновляют?
- Не знаю, - искренне призналась я.
- Ансамбль "Рустави" и Смешанный хор Сионского кафедрального патриаршего собора. Кофе у вас отвратительный. Настоящая бурда.
Его безразлично-оскорбительный тон задел меня. Я была мелкой сошкой в дешевеньком костюмчике, а он - хозяином жизни с полным боекомплектом охраны. И ему было плевать, где именно залезть под юбку понравившейся ему случайной женщины: в ночном клубе или в Сионском кафедральном патриаршем соборе.
- А вы, смотрю я, потомственный дворянин. И ваши предки владели собственной яхтой уже во времена всемирного потопа.
- Возможно. О вас такого не скажешь.
Конечно, я была не только мелкой сошкой, но и строптивой владелицей второсортной галерейки, запруженной керамическими козлами. Лишь благодаря фантастическому стечению обстоятельств строптивая владелица оказалась причастной к сотням тысяч долларов. И она сделала то, что обычно проделывал Пупик, если ему что-то не нравилось. Пупий Саллюстий Муциан гадил в ботинки. Я такой счастливой возможности была лишена напрочь и потому плеснула остывший кофе прямо в холеную морду Алексея Алексеевича Титова. Дюжие молодчики из охраны схватились за полы пиджаков, но Титов властным жестом пресек их служебное рвение. Он с достоинством вынул из кармана носовой платок, протер им лицо и непоправимо испорченную сорочку. И, не говоря ни слова, поднялся со стула.
- Кофе действительно отвратительный. Настоящая бурда, - бросила я вслед ему и наконец-то одернула юбку.
Пошел ты!..
На пороге Алексей Алексеевич остановился, повернулся ко мне и обезоруживающе улыбнулся.
- Жду вас без пяти семь у Капеллы.
...Остаток рабочего дня я провела в библиотеке имени Л.Н. Толстого на Шестой линии. Проштудировав годовые подписки "Коммерсанта", "Делового Петербурга", а также - на всякий случай - некоторые криминальные издания и газету "Вне закона", я оказалась подкована на все четыре конечности. И теперь знала об Алексее Алексеевиче Титове гораздо больше, чем любая из его девочек по вызову, не говоря уже о стационарных любовницах.
Он владел крупнейшей топливной компанией в регионе, разветвленной сетью бензоколонок и не менее разветвленной сетью супермаркетов. О таких мелочах, как ресторан и два казино, даже неловко было упоминать.
На все руки от скуки. И швец, и жнец, и на дуде игрец. Интересно, сколько он платит за ночь?
Ни в какую Капеллу я идти не собиралась, но самым необъяснимым для себя образом ровно без пяти семь уже торчала у входа в Капеллу. Ждать не пришлось: Алексей Алексеевич Титов оказался пунктуальным человеком.
Ко мне подошел все тот же азиат из его охраны и, почтительно склонив голову, предложил следовать за ним.
- Какой у вас пояс? - спросила я. Азиат, надменный, как лорд Адмиралтейства, непонимающе уставился на меня.
- Карате или айкидо? А может быть, борьба сумо?..
Так ничего и не ответив, азиат провел меня в переполненный зал.
Алексей Алексеевич уже поджидал меня, демократично устроившись в пятом ряду. Охрана маячила тут же - справа и слева, спереди и сзади - с выражением профессиональной скуки на лицах. Я плюхнулась в кресло по левую руку от Титова. Кресло по правую занимала какая-то старая грымза.
- Здравствуйте, Катя! - приветливо поздоровался Титов, обнажив два ряда великолепных фарфоровых зубов
- Здравствуйте, - ничего более оригинального я придумать не могла.
- Познакомьтесь, это моя мама, Агнесса Львовна.
Грымза повернулась ко мне и протянула сухую лапку, унизанную бриллиантами. Теперь я поняла, почему лицо Титова показалось мне смутно знакомым: он был похож на свою мать.
А уж забыть ее физиономию, растиражированную телевидением и прочими, весьма достойными средствами массовой информации, было невозможно.
Агнесса Львовна Стуруа, известная правозащитница и член Хельсинкской группы, активный участник общества "Мемориал". Более нелепого альянса, чем мать и сын, капиталист и бессребреница, и придумать было невозможно. Я едва удержалась от улыбки, но протянутую мне лапку все же пожала. Агнесса прошипела что-то вроде "Очень приятно", обнажив такие же фарфоровые, как и у сына, зубы. Ей совсем не было приятно, в гробу она меня видела, очередную шлюшонку ее любвеобильного Лешика, но положение обязывает.
- Вы поклонница духовной музыки? - светски спросила Агнесса.
- Предпочитаю трэш, хип-хоп и техно, - ответила я. - Вы позволите программку, Алексей Алексеевич?..
Уткнувшись в программку ("регент Этери Коходзе, молитву читает Джони Джанджалашвили"), я исподтишка наблюдала за известной правозащитницей. Лицо ее, унавоженное дорогой косметикой; лицо, потрепанное классовыми боями .с агентами КГБ и ночными попойками с агентами ЦРУ, являло собой настоящее произведение искусства. Лукас ван Остреа остался бы доволен такой натурщицей. В его полотнах она заняла бы достойное место старухи, напялившей на себя маску молодой женщины.
Персонификация Лжи, сказал бы младший Гольтман, специалист по сюжетам и символам.
Все первое отделение я не могла сосредоточиться на грузинских духовных песнопениях: мне мешали волны скрытой ненависти, идущие от Агнессы, и тупые затылки охраны, окружавшие меня со всех сторон. Поэтому последнюю вещь перед антрактом - "Рождество твое нетленно есть, Дево", я восприняла с энтузиазмом. Интересно, чем займет меня в коротком перерыве Алексей Алексеевич?
В антракте мы просочились в буфет, часть которого была предварительно оцеплена охраной Титова. Он заказал шампанское и пирожные. Я тотчас же принялась пожирать их.
- Ну как? - спросил Алексей Алексеевич, с умилением наблюдая за мной.
- Вы всегда знакомите всех своих шлюх с мамой? - спросила я, заталкивая в рот остатки крема.
- А вы думаете, что вы шлюха?
Copyright © 2009, Библиотека фэнтези