Виктория Платова "Купель дьявола"

- Восьмой. Ты что, с ума сошла? К телефону не подходишь, к двери тоже.

- Мог бы сам открыть. У тебя же есть ключ.

- Постеснялся. А вдруг ты не одна, а с каким-нибудь бизнесменом... Собирайся.

- Куда?

- Забыла разве? Мы же провожаем голландца. Самолет через полтора часа.

- Я тебе вчера звонила. Где ты был?

- У Херри. Устроили отвальную, так что мало не показалось. Он сейчас внизу околачивается.

- А почему вместе с тобой не поднялся? - я отправилась в ванную, наскоро вычистила зубы и обдала холодной водой лицо.

- Его тошнит. Пристроил беднягу в подворотне. Он блаженный, Кэт. Из тех блаженных, которых хочется распять перед центральным входом в Эрмитаж.

- Как вы меня достали. Оба! - вздохнула я.

- Вчера он ездил к твоему покойному женишку, - понизив голос, сообщил Лавруха. - Хотел поговорить о картине с его мамашей.

- Бестактный человек. И что мамаша?

- Выгнала в шею. Сказала, что не хочет иметь дело ни с ним, ни с картиной... Я взяла Лавруху за руку.

- Ты будешь смеяться, Лаврентий... Идем, кое-что тебе покажу.

Я почти силой втолкнула Лавруху в комнату.

- Мы опаздываем на регистрацию, а ты со своими фокусами... - Лавруха осекся на полуслове и уставился на картину. Таким потрясенным я не видела его еще никогда. - Это что такое?

- Наша картина, - просто сказала я. - Наш миллион долларов. Плюс те деньги, которые мы еще должны получить. Так что поздравляю.

Лавруха прошелся по комнате, хрустя пальцами. Потом открыл рот и снова закрыл его.

- Что, дар речи потерял?

- Почему она снова здесь? - спросил он.

- Так получилось.

- Ты что... Ты опять ее умыкнула?

- Нет. Мне ее вернула Агнесса Львовна. Мать Лехи.

- Но это... Это невозможно!

- Возможно, как видишь. А все потому, что Дева Мария похожа на меня. И еще потому, что картина виновата в смерти ее сына. Так что нам ее вернули.

- Вернули миллион долларов? Она хотя бы знает, сколько стоит эта доска?

- Утверждает, что знает. Но ей плевать на деньги. Что будем делать, Лавруха?

Лавруха упал в кресло и потер ладонями виски.

- Давай не сейчас, Кэт. Сейчас я просто не в состоянии сказать тебе что-нибудь вразумительное. Мы должны от нее избавиться.

- Интересно, каким образом? Выбросить в мусоропровод?

- Мне все это не нравится... - он подошел к картине и уперся в нее ладонями. - Поехали, а то несчастный Херри действительно опоздает на самолет...

- А картина?

- Оставим ее здесь.

- Я не могу оставить ее здесь... Ты же понимаешь. А вдруг ее украдут? Вдруг уже кто-то знает...

- Ну и слава богу. Вор у вора дубинку украл, а честные люди радуются... Поехали, Кэт.

Я заметалась по дому. Моя простодушная квартира вовсе не предполагала никаких тайников, сливной бачок и антресоли - не в счет. Наконец место было найдено: я аккуратно уложила "Всадников" на самое дно шкафа. Сейчас мы едем провожать Херри-боя, а там - будь что будет...

Уже на лестнице я попросила Лавруху ничего не говорить Херри-бою о картине.

- Не хочешь порадовать парня напоследок? - осклабился Снегирь.

- А ты хочешь, чтобы он никогда отсюда не уехал? Чтобы остался здесь и действовал нам на нервы?

- Тогда просто отдай ему эту картину. Свои бабки мы сорвали, чего уж мелочиться? Преподнеси как дар дружественной Голландии от дружественной России. Прямо сейчас и отдай.

- Совсем с ума сошел! Такие картины так просто не отдаются...

- Кто бы говорил! Тебе-то она вообще бесплатно досталась.

- Не мне, а нам.

- Мне, нам... Какая разница. Мы свое получили...

- Это же историческая ценность... А по таможенным правилам вообще нельзя вывозить из страны вещь, если ей больше ста лет... Только в исключительных случаях...

- Это и есть исключительный случай.

Мы вышли на улицу, где на поребрике у подъезда с бутылкой пива в руках (надо же какой прогресс!) сидел Херри-бой. За его спиной болтался худосочный рюкзачок. Крупнейший специалист по Лукасу ван Остреа был настоящим аскетом. Он приехал в Россию налегке. И возвращался тоже налегке. Если не считать невыносимой тяжести знания о том, что здесь остаются "Всадники Апокалипсиса"... ***

Мы едва не опоздали на регистрацию. Но Херри-бой все же успел пожаловаться на Агнессу Львовну, которая не захотела принять его. Он, конечно, все понимает, но... К сожалению, он больше не может оставаться в России, его виза кончается сегодня... Если бы я была так любезна, если бы мы были так любезны...

Если бы мы взяли на себя переговоры с Агнессой, а он, со своей стороны, прозондировал бы отношение к покупке картины в Голландии... О, он оценил бы по достоинству этот жест! Мы должны обязательно приехать к нему... Чтобы воочию увидеть... Он почти уверен, что "Всадники" - это левая створка триптиха, центральная часть которого находится у него, в Мертвом городе... Мы обязательно должны увидеть это... Он пришлет нам приглашение, как только вернется в Голландию... А мы со своей стороны... Маниакальная страсть Херри к картине начала серьезно беспокоить меня. Он был одержим, а я боялась одержимых людей. Боялась даже больше, чем картин, которые убивают. Картины, которые убивают. Картина, которая убивает. Я не переставая думала о том, что произошло сегодняшней ночью. Вернее, о том, чего не произошло. И не могло произойти. Я просто пошла на поводу у младшего Гольтмана с его мистическими представлениями о мире. Должно же быть объяснение всем этим смертям! Интересно, зачем Леха закрыл меня в спальне? Дурацкая шутка, которая тоже никогда не получит объяснения...

- А если это был не он, тогда кто? - неужели я произнесла это вслух?

Но я произнесла это, и Херри-бой с Лаврентием воззрились на меня.

- Ты о чем? - спросил Лавруха.

- Я не говорила тебе... Или говорила? Когда я поднялась в спальню, меня кто-то закрыл. Я думала, что это Леха так шутит. А если не Леха, то кто? И зачем он это сделал? Может быть, боялся, что я увижу что-то? Или кого-то...

Херри-бой переводил взгляд с Лаврухи на меня: он совсем не понимал беглый русский.

- О чем вы говорите, Катрин?

< Назад | Дальше >