Разделы сайта
Реклама
Здесь могла быть ваша реклама
Статистика
Виктория Платова "Купель дьявола"
"Абсолютный эффект, и никаких следов. Поздравляю. Боб".
Вода вдруг стала ледяной - я вспомнила.
Абсолютный эффект, и никаких следов - именно так я подумала о смерти Титова. Именно так он и умер: никаких следов насилия. А Херри-бой... Херри-бой тоже находился там, но никто не застал его на месте преступления.
Принятое мной сообщение вдруг приобрело совершенно иной - зловещий смысл. И мое присутствие здесь показалось совершенно бессмысленным. Зачем я прикатила в Голландию? Зачем Херри вызвал меня? Услужливая память тотчас же начала выдавать мне малозначительные и невинные подробности, которые сложились вдруг в совершенно фантастическую картину.
Вчера вечером он утверждал, что открыл нечто связанное с триптихом. Но мое присутствие - его можно было объяснить лишь временным помутнением. Моим собственным. Я никогда не была специалистом по творчеству Лукаса ван Остреа, единственная лекция на четвертом курсе не в счет... И все-таки он вызвал меня сюда. Он сказал, что мне это будет интересно.
Тогда, в Пулкове, перед самым его отлетом в Голландию, я ляпнула что-то такое: что-то, что заинтересовало его... Я находилась в стадии формирования самых фантастических версий о смерти Титова. И тогда я рассуждала о злополучной двери в спальню, которая оказалась закрытой. Я сказала тогда... Возможно, меня заперли только потому, что я могла увидеть что-то... Или кого-то. А Херри-бой, не сводивший взгляда с меня и Лаврухи, переспросил тогда:
- О чем вы говорите, Катрин?
Да, именно так. Тогда он совсем не понимал беглый русский. Или делал вид, что не понимал?..
За матовыми створками душа мелькнула тень. Я насторожилась: это мог быть только Херри-бой, никого другого на острове нет. Если верить Херри-бою. Но можно ли верить Херри-бою?
- Это вы, Херри? - трусливым сдавленным голосом спросила я.
Никакого ответа.
Тень покачивалась за створками и даже не собиралась уходить. Я торопливо завернула краны и ухватилась за них, чтобы не упасть: мизансцена в душе подозрительно смахивала на эпизод из хичкоковского "Психо". Сейчас створки раздвинутся - крошечная никелированная щеколда не сможет меня защитить, - и тогда?
Что - тогда?
Я отогнала панические мысли, как стаю шелудивых собак, присела на корточки и уставилась на щеколду. Но щеколда была восхитительно спокойна. И матовые створки - тоже. Наконец тень, поколебавшись, ушла. По моим голым предплечьям побежали пупырышки, которые я ненавидела и которым отказывала в праве на существование. Наконец народные волнения на коже унялись, и я осторожно отодвинула щеколду.
Никого. Херри-бой, даже если он и отирался поблизости, уже ушел.
Я выскочила из душа, наскоро растерлась полотенцем и влезла в джинсы и рубашку. И с гордо поднятой головой отправилась к Херри-бою.
Он все еще хлопотал на импровизированной кухне, поджаривая тосты и наскоро смазывая их клубничным джемом.
- Все в порядке? - улыбаясь, спросил он.
- Да. Вода просто восхитительная.
- Ваш завтрак готов.
Я взяла чашку и вцепилась зубами в огромный кусок поджаренного хлеба. Побольше естественности, Катерина Мстиславовна, твоим рыжим волосам так ее не хватает!
- Вам пришло сообщение, Херри, - стараясь выглядеть беспечной, сказала я. - Я приняла его.
- Я уже видел, - ни один мускул не дрогнул на его лице. - Спасибо. Это мой приятель из Сан-Диего.
- Тот самый, из береговой охраны?
- Тот самый.
Странно, что он вообще заговорил о нем. Я не выказывала никаких признаков интереса к этому его электронному посланию.
- Он большой оригинал, - осторожно продолжил Херри-бой.
Что верно, то верно. Один текст чего стоит!..
- Что вы говорите!
- Впервые увидел Лукаса в Метрополитен-музее. И был просто очарован. Он сам нашел меня, прислал письмо после одной из моих статей в "Пипл". Пять лет назад. Он несколько раз приезжал сюда. И я был у него в Сан-Диего.
Херри-бой пытался оправдать все: раскрытый мной е-mail, фотографию возле компьютера и даже книгу "Буду", которую я не могла не найти по определению. Был ли в этом умысел, я так и не смогла понять до конца. И все же решила поддержать его.
- Лукас ван Остреа - странное увлечение для американца, вы не находите?
- Боб обожает мистические вещи. Он просто помешан на них.
- Тогда понятно. Ну что ж, я готова, Херри. Идемте, покажете мне свой остров. И картину тоже.
Мы вышли на причал. Низкое небо было затянуто тучами, дул пронизывающий ветер, да и море выглядело угрюмым. Нет, это совсем не то море, возле которого мне бы хотелось жить, кормить чаек по утрам и выгуливать таксу в попонке. Еще меньше мне хотелось бы здесь умереть. Совсем рядом покачивался катер, и это несколько успокоило меня: во всяком случае, я могу выбраться с острова в любое время. ***
При свете дня я наконец-то увидела остров. Он был размером с приличный стадион на сто тысяч зрителей. А Мертвый город Остреа оказался совсем небольшим, но потряс меня своим величием. Сразу же за домом Херри начиналась улица - выщербленные и растрескавшиеся камни все еще хранили память о пятнадцатом веке. Сама улица состояла из десятка домов, довольно прилично отреставрированных. Сохранились даже флюгера на крышах и орнамент порталов: вырезанные из камня раковины, гладкие тела дельфинов и угрей, тритоны и листья неизвестных мне растений.
- Неужели вы отняли все это у моря? - спросила я Херри-боя.
- Нет. Не совсем. Десять лет ушло на реставрацию того, что осталось. Несколько новых построек были удачно стилизованы. Это типичный голландский город конца пятнадцатого века...
- Вы могли бы иметь приличные деньги, Херри. Сдавайте все эти дома под гостиницы, здесь отбоя не будет от клиентов.
Херри-бой с укоризной посмотрел на меня.
- Вы рассуждаете как американка, Катрин.
- Разве?
- Да. Только американцы ищут во всем... как это? Сиюминутную выгоду. А еще говорят, что русские совсем непрактичны.
- Заблуждение, Херри. Русские бывают разными. Я, например, - очень практичный человек.
Я никогда не упущу своей выгоды. И в этом сильно отличаюсь от несчастной Агнессы Львовны, решившей пожертвовать такой ценной картиной. Я до сих пор не могла объяснить себе ее эксцентричный поступок - особенно если учесть, что диссидентка Агнесса Львовна Стуруа всегда смотрела в сторону "Свободы", "Свободной Европы" и "Голоса Америки". И все же, все же... Ее ненависть - и ко мне, и к картине, была очень безрассудной, очень русской; Агнесса действительно не останавливалась ни перед чем, она с легкостью пожертвовала фантастической суммой - только для того, чтобы хоть как-то достать меня, чтобы заставить мучиться и страдать. Или - чтобы погубить, если слухи о мистическом предназначении картины, о которых она не могла не знать, верны.
Мартышкин труд, Агнесса Львовна.
Я не стою таких затрат, но, возможно, Херри-бою повезет, и он станет-таки обладателем левой створки триптиха. А вы все равно останетесь при своих миллионах...
- Вы совсем не слушаете меня, Катрин!..
- Простите, Херри. Вы говорили о том, что русские непрактичны. А я сказала, что это заблуждение.
- К сожалению.
- Подумайте над моим предложением, Херри. Почему бы не запустить сюда туристов на зимнее время? Вы же сами рассказывали мне о любви Лукаса Устрицы и дочери бургомистра, - я испытующе посмотрела на него: я все еще не могла примириться с ночной сценой, которая так не вязалась с обликом Херри-боя.
- И что? - он насторожился.
- Все очень просто. Вы художественно оформляете эту легенду, запускаете ее в средства массовой информации, тиражируете в буклетах, отпечатываете на глянцевой бумаге. Людям нравятся такие легенды. Они все время ищут подтверждения существованию вечной любви.
- А вы не верите в вечную любовь.
- Я вообще не верю в любовь, - вряд ли все, происходившее со мной за последние десять лет, включая Быкадорова и Леху, можно было назвать любовью. - Я допускаю страсть. А страсть и любовь - совсем не одно и то же.
Copyright © 2009, Библиотека фэнтези