Виктория Платова "Купель дьявола"

Холод пронзил меня до самого нутра, а потом понизу живота растекся расплавленный металл... Он прав, как все просто, он прав, но почему нечем дышать... Черта с два, Снегирь, ты еще не знаешь, что в кармане курточки Катьки-младшей лежит листок с двумя абзацами... текста... я... написала... они придут и увидят... Динка достанет его... или кто-то... кто-то еще... Кто-то похожий на Быкадорова, которого я любила, на Леху, которого я не любила, на... Марича... которого я хотела... полюбить... я любила бы их всех...

Все. только зачем этот звук... стекло, разбитое стекло. И Жаик в кольце мороза, в кольце огня.

Жаик... самый красивый казах... да...

Эпилог

Нидерланды. Зима 1999 года

- Я очень виновата перед ним, Херри. И перед вами... Какие только бредовые мысли не приходили мне в голову. Я подозревала вас всех. А Жаик, он спас меня в тот вечер. Разбил окно и спас. Он подозревал Снегиря, он ходил вокруг него кругами. И тоже вел самостоятельное расследование. Но гораздо более профессионально, чем я. Но к развязке я успела первой...

- Вы удивительная, Катрин, - Херри-бой поднял очки на лоб и заморгал круглыми, как у птицы, глазами. - Вы столько сделали для острова. Вы вернули Голландии Лукаса Устрицу. Голландии и всему миру...

Мы с Херри стояли у музея. Купол по-прежнему матово поблескивал. Он парил в низком небе. А я... Я была счастлива. Или почти счастлива.

- Ну, показывайте ваше чудо, Херри, - я поправила ему очки и рассмеялась.

- Осторожно, Катрин. Ваш жених будет ревновать. А я - питать напрасные иллюзии.

- Ничего. Он войдет в положение... Сколько было работ в тайнике, Херри?

- Пятнадцать. И правая створка триптиха. Вы еще не видели ее. И не видели весь триптих целиком.

Он толкнул дверь музея, и я снова оказалась среди старых рукописей, гравюр и окостеневших от времени страниц. И все же это был совсем другой зал. Его стены дышали, они до краев были заполнены жизнью никогда не виденных мною людей: владелец рыбной лавки Рогир Лонгтерен оказался одноглазым пройдохой, а его сын Иос - юным красавчиком с самым восхитительным шрамом, который я когда-либо видела: нежная веточка вереска, да и только... В зале стоял слабый чарующий запах свежей рыбы - Лукас оказался замечательным мастером натюрморта: в рыбьих хвостах застыло небо и крыши Мертвого города, а в глазах угрей так легко было различить стриженые макушки детей... Краски совсем не потускнели со временем, они лишь оказались присыпанными золотистой золой веков. Мертвый город ожил, стоит открыть дверь - и он войдет в тебя, как входит ребенок с мороза, как входит в тело влюбленной женщины влюбленный мужчина... Херри-бой мягко коснулся моего локтя. - Идемте, Катрин. Триптих ждет вас...И я снова вошла в белый зал, где под толстым стеклом хранился триптих. Теперь он был собран полностью. Теперь все стало на свои места. Последняя, правая створка уравновесила первые две: скованный Зверь на самом краешке бездны и Новый Иерусалим, ослепительный и тихий, так похожий на любой маленький голландский городишко. Новый Иерусалим, утопающий в снегах и облаках...

Он укротил Зверя, Лукас Устрица, он укротил его одним лишь робким прикосновением кисти. Он действительно мостил дорогу. Но совсем не зверю. А богу, вознесшемуся над триптихом...

- Вы плачете, Катрин?

- Нет... Но сегодня... Можно я приду сюда завтра? I Одна?

- Завтра Рождество, Катрин. Я ведь пригласил вас на Рождество. Вас и вашу семью... Они такие милые, Катрин...

- Да...

- Хотите, я покажу вам самого Лукаса? Херри-бой взял меня за руку и подвел к триптиху. Молодой человек с аскетичными чертами лица и горькой складкой у губ. Небесный, счастливо избежавший страстей ландшафт, гладкий подбородок, в котором может затеряться целый сонм ангелов, и прикрытые глаза. В руках молодой человек держал кисть.

- Святой Лука, рисующий Деву Марию. Это и есть Лукас Устрица, Катрин... ***

Мы вышли из музея и спустились вниз по улице, к причалу.

- Почему он спрятал картины, Херри?

- Может быть, чувствовал свою вину за смерти, к которым не был причастен. Я еще не до конца расшифровал рукопись... Все дело в составе красок, Катрин. Он использовал какие-то растительные экстракты, которые при длительном хранении оказывали влияние на здоровье людей. Со временем он и сам понял это, но не мог удержаться от рисования, ведь эти краски, ложась на доски, давали такой удивительный эффект.

- Если бы вы знали, как мне это знакомо, Херри...

- Простите, Катрин. Я не хотел напоминать... Перед последним наводнением он решился. Можно сказать, что он покончил с собой, когда решил разделить участь жителей города... Он не мог писать этими красками дальше. Но и не писать он не мог. Он спрятал картины в большой кованый сундук и оставил послание, зашифрованное в левой створке. Он надеялся, что со временем его картины перестанут быть опасными для людей.

- Но как... Как до нас дошли левая створка и центральная часть? И каким образом они оказались за пределами Мертвого города?

- Лукас не мог оставить нам ключа, он сам позаботился об этом. В тот вечер город покинул только один человек, вы знаете его - это был Хендрик Артенсен. Он, заклятый враг Лукаса, сам не зная того, увез из города центральную часть триптиха вместе с несколькими разделочными досками для рыбы. Судя по всему, Устрица сам подложил доску в багаж Артенсена: жена Хендрика всегда держала открытой дверь для Лукаса, и он воспользовался этим... Когда Артенсен узнал о наводнении, он бросился обратно, забыв багаж в гостинице...

- А багаж разворовали, так? Люди не меняются с течением веков, правда, Херри?

- К сожалению, - нос Херри-боя страдальчески сморщился и он поспешно перевел тему. - Вторым был пришлый торговец дичью. Он ушел из города за несколько дней до наводнения. И унес с собой Деву Марию...

- А спустя пять веков она оказалась в России...

- Да.

- А ваши фотографии, Херри?

Херри-бой снял очки и протер их рукавом свитера.

- Зверь успокоился, Катрин. И остров перестало трясти... Для этого нужно было найти недостающую часть картины. Зверь успокоился, и все стало на свои места... Я покажу вам новые снимки...

- Вы сами-то верите в это?

Херри-бой умоляюще прижал руки к груди.

- Оставьте Мертвому городу Остреа эти тайны, Катрин...

- Хорошо, - улыбнулась я.

- А что стало с...

- Charming friend Bullfinch, - произнесла я, и у меня засосало под ложечкой. - Сломанная шея, только и всего. Мгновенная смерть. Суд признал, что Жаик Назыркулов не превысил пределов необходимой обороны.

На причале, у катера, возились Кирилл и двойняшки. Кирилл лежал на плоском настиле, а Катька и Лавруха ползали по нему и заливались хохотом. Освободив подбородок от круглого лба Лаврухи, Кирилл помахал нам рукой.

- Быстрее. Иначе они утопят меня в море.

- Сначала фейерверк, тетя Катя, сначала фейерверк!.. - заорала Катька-младшая.

- Херри, а почему в вашей записной книжке был телефон Кирилла. Ведь вы же никогда не встречались, правда?

- Его дал мне Боб. Он приезжал в Питер, по обмену... Между полицией Сан-Диего и вашей полицией... Он сказал, что ваш жених занимается старыми картинами... Это было очень интересно, но у меня просто не оказалось времени...

- Боб? Тот самый Боб, который прислал вам странное письмо? - я закрыла глаза и произнесла фразу, ставя ударение на каждом слове:

- "Абсолютный эффект, и никаких следов"...

- Что вы имеете в виду? - Херри-бой наморщил лоб.

- Абсолютный эффект, и никаких следов. Только и всего. Последний вопрос, Херри.

- Ах, это! Он имел в виду новый растворитель красок, который я отправил ему. Боб занимается живописью... У него неплохо получается. А вы что подумали, Катрин?

< Назад