Орсон Скотт Кард "Сказание о Мастере Элвине"

"Папа не ходит в эту церковь", сказал Алвин. "Он говорит, что преподобный Троуэр - болван. Конечно, когда Мама этого не слышит". "Еще бы", сказал Сказитель.

Они стояли на вершине холма и смотрели на церковь стоящую за пустынными лугами. Церковь закрывала собой вид на Вигор-таун. Мороз лишь едва тронул бурую осеннюю траву и церковь казалась самой белой из всех существующих в мире вашей белого цвета и сверкала на солнце так, что сама казалась вторым солнцем. Даже отсюда Алвину было видно, как к церкви съезжалось множество фургонов и лошади привязывались к изгороди на лугу. Если они сейчас поспешат, то окажутся на месте еще до того, как Троуэр начнет петь первый псалом.

Но Сказитель не спешил спускаться вниз. Он уселся на бревно и начал читать стих. Алвин внимательно слушал, потому что в своих стихах Сказитель часто говорил важные веши.

Я однажды пришел в Сад Любви Я глядел и не верил глазам:

На лугу, где играл столько раз, Посредине поставили Храм.

Были двери его на замке Прочитал я над ними: "Не смей!"

И тогда заглянул в Сад Любви Посмотреть на цветы юных дней.

Но увидел могилы кругом И надгробия вместо цветов И священники с пеньем моим наслажденьям Из вервий терновых крепили оковы О, у Сказителя был настоящий дар, потому что во время его чтения весь мир изменился перед глазами Алвина. Буйство десятков тысяч оттенков желтого и зеленого, в которые были окрашены луга и леса, напомнило ему о весне, и белизна церкви перестала казаться сияющей, а стала тусклой, известковой белизной старых костей. "Моим наслажденьям из вервий терновых крепили оковы", повторил Алвин. "Похоже, в религии ты находишь не так уж много проку".

"Да я просто дышу религией с каждым моим вздохом", сказал Сказитель. "Я жажду видений и повсюду ищу следы Руки Господней. Но в нашем мире я чаше вижу следы иного. Следы блестящей слизи, которая при прикосновении обжигает. Бог редко вмешивается в наши дела сегодня, Алвин-младший, но Сатана не гнушается грязью дел человеческих".

"Троуэр говорит, что его церковь - это дом Бога". Сказитель безучастно сидел, не говоря ничего. В конце концов Алвин прямо спросил его: "Ты видел следы дьявола в церкви?". За все проведенное с ними Сказителем время Алвин мог убедиться, что он никогда не лгал. Но когда Сказитель не хотел давать правдивого ответа, он читал стих. Так было и на этот раз.

О Роза, ты чахнешь! Окутанный тьмой Червь, реющий в бездне, Где буря и вой, Пунцовое лоно Твое разоряет И черной любовью, Незримый, терзает.

Алвин был недоволен таким уклончивым ответом. "Если бы я захотел услышать что-нибудь непонятное, то почитал бы Исаию". "Для моих ушей это настоящая музыка, парень, услышать, что меня сравнивают с величайшим из пророков".

"Не такой уж он пророк, если никто не понимает, что он понаписал".

"Быть может он хотел, чтобы все мы стали пророками". "Немного проку от этих пророков", сказал Алвин. "Насколько я знаю, все они помирали так же как и любой из обычных людей". Он слышал, как отец однажды говорил об этом.

"Все рано или поздно умирают", сказал Сказитель. "Но некоторые из умерших продолжают жить в своих словах".

"Слова никогда не остаются неизменными", сказал Алвин. "Если я сделаю какую-нибудь вещь, то эта вещь у меня останется. Вот например, если я сделаю корзину. Тогда корзина есть. Когда она изнашивается, то становится старой корзиной. Но когда я произношу слова, они могут быть кем-нибудь перевраны. Тот же Троуэр может взять слова, которые говорю я, и заставить их значить совершенно противоположное".

"Подумай об этом слегка по другому, Алвин. Когда ты делаешь корзину, она никогда не станет чем-то большим, чем корзина. Но когда ты говоришь слова, они могут повторяться снова и снова и волновать человеческие сердца за многие тысячи миль от того места где ты произнес их. Слова могут распространяться, а веши - не более чем веши". Алвин попытался представить себе все это, и пока Сказитель говорил, у него в голове возникла удивительная картина. Невидимые как воздух слова вылетали изо рта Сказителя и расползались от человека к человеку. Они становились раз от раза все больше, но оставались по-прежнему невидимыми. Затем внезапно видение переменилось. Он увидел, как похожие на дрожащий воздух слова выпархивают изо рта священника, проникают во все, что их окружает, и внезапно становятся его кошмаром, страшным сном, приходящим к нему ночью и днем и вбивающим его сердце в позвоночник до тех пор, пока он сам не начинает желать смерти. Весь мир заполнялся невидимым дрожащим ничто, всюду проникающим и все разрушающим. Алвин мог видеть, как оно, огромное как шар, катится к нему, все увеличиваясь и увеличиваясь в размерах. Из своих прежних кошмаров он знал, что даже если он сожмет кулаки, оно все равно истончившись просочится сквозь его пальцы, и даже если он закроет рот и глаза, оно будет давить на его лицо и сочиться в нос и уши и... Сказитель тряс его. Тряс сильно. Алвин открыл глаза. Дрожащий воздух ускользнул за пределы видимого. Алвин всегда чувствовал, что оно находится там, едва-едва скрывшись за пределами зрения, чуткое как ласка, готовое ускользнуть, стоит ему повернуть голову.

"Что с тобой случилось, парень?", спрашивал Сказитель.

"Ничего", сказал Алвин.

"Не говори ерунды", сказал Сказитель. "Я видел, как внезапно страх охватил тебя, будто тебе явилось какое-то кошмарное видение". "Это было не видение", сказал Алвин. "Однажды у меня было видение и я знаю, что это такое".

"Да?", спросил Сказитель. "И что же это было за видение?" "Сияющий Человек", сказал Алвин. "Я никому о нем не рассказывал и мне не хотелось бы говорить об этом сейчас".

Сказитель не настаивал. "Ну хорошо, если то, что ты видел сейчас, не видение, тогда что это такое?".

"Да ничего". Это был правдивый ответ и в то же время он знал, что это не ответ вовсе. Но ему не хотелось отвечать. Обычно, что бы он не говорил людям, они только смеялись над ним, говоря, что он еще совсем ребенок и тревожится из-за пустяков.

Но Сказитель не позволил ему уклониться от вопроса. "Я искал настоящее видение всю свою жизнь, Ал-младший, а ты видел одно из них прямо здесь и сейчас, при ярком свете, своими широко раскрытыми глазами ты видел что-то настолько страшное, что от страха почти перестал дышать, неужели же ты не расскажешь мне теперь об этом?"

"Я же сказал! Просто ничего!". Затем, тише: "Это было ничто, но я мог его видеть. Там, где оно проходило, воздух дрожал". "Это было ничто, но ты его видел?"

"Оно проникало повсюду. Проникало в мельчайшие трещины и раскалывало все на части. Оно тряслось и дробило все до тех пор, пока не оставалась одна пыль, потом сотрясало и пыль, а я старался уберечься от него, но оно становилось все больше и больше и катилось через весь мир, пока не заполнило собой все небо и всю землю". Алвин больше не мог сдерживаться. Он трясся от озноба, хотя на нем и было одето столько одежек, что он выглядел толстым, как медведь.

"Ты часто видел это раньше?"

"С тех пор, как я себя помню. Время от времени оно приходит ко мне.

Обычно я просто начинаю думать о других вещах, и оно остается позади".

"Где?"

"Сзади. В невидимом". Измученный происшедшим, Алвин встал на колени, потом присел. Он сел на влажную траву прямо в своих воскресных штанах, но вряд ли это заметил. "Когда ты говорил о словах, которые распространяются все дальше и дальше, я увидел это опять".

"Сон, который приходит к тебе снова и снова, пытается рассказать о чем-то важном".

Старик был так явно заинтересован рассказом, что Алвин засомневался в том, что он представляет себе, насколько это страшно. "Непохоже на одну из твоих историй, Сказитель?"

< Назад | Дальше >