Елизавета Кожухова "Искусство наступать на швабру"

-- Разумеется, -- ответила радистка. -- Государству это барахло и даром не нужно. Поступайте с ним, как знаете.

-- Доктор, как вы считаете с высоты своего жизненного опыта, что нам с ним сделать? -- спросил Гераклов.

-- A? Что? -- очнулся от своих раздумий Серапионыч. -- Знаете, меня больше волнует состояние здоровья нашей пациентки, понимаете ли. Пойду посмотрю, как там она. -- C этими словами доктор встал и нетвердыми шагами двинулся к выходу.

-- A я так полагаю, что всю эту нечисть надо сжечь! -- громогласно заявил Гераклов. -- Сжечь, а пепел развеять по ветру. Этим торжественным и символическим актом мы вобьем последний кол... то есть последний гвоздь в прогнивший гроб тоталитаризма!

-- Зачем сжигать то, что еще может принести пользу? -- пожал плечами Грымзин.

-- Пользу? Какую пользу?! -- напустился на него Гераклов. -- Я давно подозревал, что вы втайне симпатизируете левым патриотам!

-- Левый банкир-патриот? Это же нонсенс, -- возразила Кэт.

-- Вам бы, Константин Филиппович, только ярлыки навешивать, -- сказал Грымзин. -- Я имею в виду продавать все эти вымпелы и значки интуристам за валюту, когда они нахлынут к нам посмотреть на Кисси. Они ведь на Западе почему-то неравнодушны к бывшей советской символике.

-- A ведь вы правы! -- охладил свой демократический пыл Гераклов. -Насчет ваших левых симпатий беру слова обратно.

"x x x"

Надежда Чаликова и Василий Дубов уютно сидели на пороге шалаша и сквозь густые еловые заросли наблюдали, как солнце медленно опускается в пучины Кислого моря. При этом они по очереди прикладывались то к бутылочке "Сангрии", то друг к другу, а в перерывах между этими невинными занятиями Василий Николаевич рассказывал о драматических событиях последних дней на "Инессе" и на острове.

-- Но самое удивительное, Наденька, как это они ухитрились, обладая фальшивой картой, найти клад! -- закончил свой рассказ Дубов. Чаликова обаятельно улыбнулась:

-- A я так не вижу ничего удивительного. Помните, я вам в прошлый раз рассказывала о том, как я разгадала карту?

-- Это в смысле, что клад зарыт в центре воображаемой окружности? -припомнил Василий.

-- Ну да. Так вот, когда мы с Владленом Серапионычем рисовали ту карту, которую Егор передал генералу Курскому и которая в конце концов попала к пиратам, то случайно поставили одну из звездочек как раз в том самом месте -- на склоне холма. Но тогда я, конечно, и понятия не имела, что звездочки на истинной карте -- это лишь точки окружности.

-- Ну и ну! -- только и мог сказать сыщик и как бы невзначай дотронулся адмиральской бородой до кончика груди Чаликовой. Журналистка, сбросив по приплытии на остров шкуру Кисси, так и оставалась без ничего.

-- Ах, Васенька! -- воскликнула Надя и принялась расстегивать на нем адмиральский мундир...

-- Однако уже начинает темнеть, -- озабоченно сказал детектив пол часа спустя. Он лежал на траве и мечтательно глядел на небо. -- Наденька, я так полагаю, что вам уже нет больше смысла изображать владычицу морей -- грозную Кисси. Поплыли со мной на "Инессу", а?

-- Нет, Вася, -- покачала головой Чаликова. Она сидела рядом с Дубовым и задумчиво жевала бутерброд с сыром. -- Не забывайте, что на острове остались два опасных преступника, и я должна какое-то время тут оставаться, чтобы не дать им выбраться на большую землю. A потом, я надеюсь, майор Cелезень позаботится об их окончательной поимке.

-- Ну что ж, Наденька, мне пора. -- Дубов вскочил с земли и стал быстро облачаться в мундир, вновь становясь героем Цусимы адмиралом Рябининым.

-- Но мы скоро увидимся, -- уверенно ответила Чаликова, привычно надевая на себя зеленую шкуру. Через несколько минут шлюпка уже двигалась в сгущающихся сумерках по Кислому морю, а чуть впереди, уверенно указуя путь к тому месту, где застыла на рейде "Инесса", плыла Кисси.

Неподалеку от яхты она в последний раз махнула хвостом и резко поворотила назад, а адмирал, помахав ей рукой, причалил к судну.

"ГЛАВА ВОСЬМАЯ. PAЗДAЧA COКPOВИЩ"

Темная ночь. Ветер, как голодный пес, завывает в верхушках старых сосен. По Матвеевскому кладбищу пробирается группа людей, которые в неверном свете керосиновых фонарей кажутся привидениями, восставшими из воровато перекопанных могил и теперь мыкающимися в поисках пристанища. Но вот, похоже, странные посетители нашли то, что искали -- одну из немногих еще не раскопанных могил. Сначала с некоторой опаской, а затем все смелей заработали лопаты, нахально вламываясь в последнее пристанище бренного тела. Но чья же могила подверглась гнусному налету? Судя по надписи на откинутом в сторону обелиске, это могила Великого Сыщика Василия Дубова. И вот уже странные пришельцы извлекают покуроченный гроб и бесцеремонно взламывают крышку. Один из ночных археологов, доселе стоявший в стороне, подходит к открытому гробу и склоняется над обгоревшими останками. В желтом свете фонарей его хищное лицо напоминает гравюру средневекового алхимика. Его тонкие губы беззвучно шевелятся, как будто он заклинает духов ночи. Но вот он отстраняется и громко произносит:

-- Да, скорее всего, это не Дубов. Хотя точнее я смогу вам ответить после полных лабораторных исследований.

"ДЕНЬ ДЕВЯТЫЙ -- ВТОРНИК"

Рано утром, едва первые лучи восходящего солнца позолотили рябь Кислого Моря, яхта "Инесса Арманд" снялась с рейда и, дав протяжный гудок, медленно поплыла прочь от острова, где остались доживать свой нечестивый век два афериста. Вскоре остров исчез из виду, лишь покосившийся крест самолета долго еще маячил на горизонте, но наконец и он растворился в желтом мареве.

Обратная дорога сулила быть не менее трудной, чем путь на остров -прежде всего из-за катастрофической недоукомплектовки экипажа. Хотя, как выяснилось, штурман Лукич и мотористка Степановна на самом деле не были не только штурманом и мотористкой, но даже Лукичом и Степановной, однако свои функции они пусть кое-как, но выполняли. Теперь же на яхте не оставалось ни одного специалиста -- если, конечно, не считать адмирала Рябинина. Однако адмирал больше слыл специалистом по крейсерам и боевым фрегатам, чем по яхтам, переделанным из списанных рыболовецких траулеров.

Чтобы судно могло хоть как-то продвигаться с надеждой когда-нибудь вернуться в порт приписки -- родной Кислоярск, адмирал произвел ряд кадровых перестановок. Так, на должность моториста был назначен политик Гераклов, имеющий некоторый опыт работы со своей черной "Волгой". Репортер Ибикусов, и так живущий в угольном отсеке, получил ответственный пост кочегара. Сам владелец яхты банкир Грымзин стал штурманом ("Умеете управлять банком -справитесь и с яхтой", сказал адмирал). Арестанту Ивану-Александру Петровичу-Петровичу Cеребрякову-Разбойникову было предписано отбывать трудовую повинность на камбузе в прежней должности кока, но на всякий случай адмирал приставил к нему в помощники Егора, назначенного юнгой. Кроме того, в обязанности Егора входило заставлять кока первым дегустировать им же приготовленные блюда -- на всякий случай. При Веронике Николаевне Курской почти неотлучно дежурил доктор Владлен Серапионыч, которого иногда подменяла радистка Кэт -- она, превратившись из Андрея Владиславовича Oтрадина в Катерину Ильиничну Кручинину, сменила и одежду на более-менее дамскую.

"x x x"

Около полудня яхта прошла через "кладбище". И хоть все уже знали, что это не могилы, а всего лишь кресты на куполах затопленного монастыря, но впечатление на всех обитателей "Инессы Арманд" это зрелище вновь произвело самое тягостное. Никто не забывал, что на борту находится раненая Вероника, чья жизнь висела буквально на волоске. И когда доктор Владлен Серапионыч ненадолго покидал ее каюту, на него устремлялись взоры, полные немого вопроса -- ну как там она, не стало ли лучше?

-- Все в воле Всевышнего, -- отвечал обычно Серапионыч. -- Молитесь за исцеление рабы божией Вероники.

Спутники не знали, что это -- обычная присказка доктора, и принимали его слова всерьез. A кое-кто даже слишком...

Чтобы не прерывать движения, было решено, что члены экипажа (а ими стали практически все бывшие пассажиры) обедать будут "без отрыва от производства", и изготовленные Петровичем бесхитростные кушанья Егор разносил по рабочим местам каждого. И каково же было изумление Егора, когда, явившись в машинное отделение, он увидал новоявленного моториста Гераклова в совершенно новом обличье: с наголо обритой головой и с накинутой на плечи белой простыней, он бегал по машинному отделению и, стуча поварешкой о кастрюлю, громко распевал: "Харе Кришна, Харе Рама, Рама Кришна, Рама Харе!"

-- Что с вами, Константин Филиппович? -- удивился Егор. Политик положил поварешку и возвел очи к низкому потолку:

-- O великий Будда! O несравненный Кришна! Смилуйтесь над Вероникой Николаевной, сохраните ей жизнь во имя святых идеалов свободы и демократии! Харе Кришна, Харе Рама... Что это? -- резко прервав мантру, спросил политик у Егора.

-- Как что? Обед. На первое -- овощной суп, а на второе -беф-строганов.

-- Суп оставь. A второе, пожалуйста, унеси. Иначе великий Кришна разгневается на меня, грешного, недостойного, и не пошевелит своим царственным перстом, чтобы спасти Веронику...

"x x x"

Больная открыла глаза и обвела взглядом каюту.

-- Где я? Что со мной? -- спросила она слабым голосом.

-- Слава богу, наконец-то очухалась, -- удовлетворенно пробормотал доктор. -- Все хорошо, Вероника Николаевна, вас тут слегка подстрелили, но теперь вы на яхте, скоро приплывем в Кислоярск. A сейчас я вам сделаю укольчик...

-- Доктор, ведь я умру? -- не то вопросительно, не то утвердительно сказала Вероника.

-- Ну что вы! -- деланно бодрым голосом ответил доктор. -- И думать об этом бросьте. Мы еще погуляем на вашем восьмидесятилетии!

-- Но если я умру, -- продолжала Вероника, -- то передайте моему приемному дяде, генералу Курскому, что я виновата перед ним и прошу у него прощения...

< Назад | Дальше >