Елизавета Кожухова "Искусство наступать на швабру"

-- Вы имеете в виду, что ваш дядя Александр Васильевич стал для вас приемным отцом? -- уточнил Серапионыч.

-- Я приемная дочка своих родителей, -- голос Вероники перешел в еле слышный шепот, -- но узнала об этом совсем случайно...

-- Пожалуйста, не продолжайте, -- засуетился доктор, -- вам вредно много говорить. Давайте лучше сделаем укольчик, и баиньки.

-- Ведь это я украла у дяди карту, а потом к нему ночью пришел Александр Петрович со своими головорезами, и его пытали. Передайте ему... -Не договорив, Вероника Николаевна вновь впала в забытье, а доктор стал деловито заправлять шприц.

"x x x"

После обеда справа показался берег. Яхта поплыла вдоль него, и вскоре штурман Грымзин увидал место, где в Кислое море впадала Кислоярка. "Инесса" развернулась и со скорбным гудком вошла в устье, а еще через несколько километров адмирал Рябинин распорядился поставить ее на якорь.

Вечером обитатели яхты собрались в кают-компании. Не было лишь Петровича и Егора, трудившихся в это время на кухне, кочегара Ибикусова, которого Грымзин распорядился не впускать, дабы не пачкать мебель, и радистки Кэт, подменявшей Cерапионыча у Вероники.

-- Ну, доктор, как наша пациентка? -- спросил адмирал.

-- Так себе, -- покачал головой Серапионыч. -- Чтобы не дать ей просто тихо угаснуть, я сделал укол, после которого может наступить кризис. Так что если эту ночь Вероника Николаевна переживет, то жить будет. A если нет...

-- Харе Кришна, Харе Рама, -- тихо запел Гераклов, поправляя на себе балахон.

-- Ну, ежели нету всех необходимых медикаментов, то никакая рама не поможет, -- вздохнул доктор. -- A кстати, между нами говоря, у нее весьма пухленькая попка. И очень занятная родинка на левой ягодице.

Со своего кресла с криком вскочил банкир Грымзин:

-- Как? Как вы сказали?!

-- Родинка слева на попке, -- чуть удивленно повторил Cерапионыч. -Такая, знаете, в виде паучка.

-- Это она! -- Грымзин без чувств рухнул обратно в кресло.

-- Все ясно, -- махнул балахоном Гераклов. -- Такой облом с кладом, тут уж у любого крыша поедет. Харе Крыша, Харе Рама...

Cерапионыч извлек из-под сюртука заветную скляночку и поднес ее к носу банкира.

-- Это она, она! -- вновь завопил Грымзин, приходя в себя.

-- Кто -- она? -- переспросил адмирал.

-- Это моя дочка, которая пропала пятнадцать лет назад.

-- Вероника Николаевна -- ваша дочка? -- изумился Серапионыч.

-- Все приметы совпадают, -- уже спокойнее ответил Грымзин. -- И родинка на левой ягодице в виде паучка, и имя, и возраст...

-- Нет-нет, по-моему, вы что-то путаете, Евгений Максимыч, -- мягко заговорил Гераклов. -- Я ведь был лично знаком с покойным профессором Николаем Иванычем Курским, а с матерью Вероники даже работал в одной школе: Ольга Степановна -- учителем ботаники, а я -- истории. Правда, коммунистическое руководство школы меня выгнало после того как я на уроке рассказывал ученикам, что Робеспьер был нашим земляком, кислоярцем...

-- Погодите, Константин Филиппович, о Робеспьере потом, -- перебил его доктор. -- Вероника сегодня говорила, что она -- приемная дочь своих родителей, но я это принял за обычный бред. A выходит, что так оно и есть.

-- Боже мой! -- горестно воскликнул Грымзин, обхватив лицо руками. -Боже мой, неужели мне было суждено найти свою дочурку лишь для того, чтобы тут же снова ее потерять? Потерять навеки... -- C этими словами всегда сдержанный банкир разразился горькими рыданиями. Гераклов, чтобы тоже не разреветься, вновь заголосил мантры, и даже Серапионыч снял пенсне и украдкой смахнул скупую докторскую слезу.

-- Ну не убивайтесь так, дорогой мой, -- обняв Грымзина за плечи, сказал адмирал, -- может быть, да нет, я просто уверен, что Вероника Николаевна поправится. Давайте надеяться на лучшее!

-- Господа, -- тихим голосом сказал Грымзин, прервав рыдания. -Господа, умоляю вас об одном. Если... если случится худшее, то пусть все это останется строго между нами. Ведь Лидия Владимировна этого не переживет...

"x x x"

Перед сном Гераклов по привычке заглянул в радиорубку к Отрадину-Кручининой, чтобы послушать новости. Приемник был настроен на "Икс-игрек-зет плюс", и Яша Кульков сообщал главные новости минувшего вторника:

-- Нет покоя детективу Василию Дубову и в могиле. Минувшей ночью место его последнего упокоения на Матвеевском кладбище подверглось злодейскому надругательству -- могила была разрыта, а гроб с останками исчез в бесследном направлении. Но самое пикантное во всем этом деле, что, как выяснилось, через могилу Дубова проходил тоннель, один конец которого -- в тюрьме Анри Матисса. По мнению инспектора милиции Столбового, именно через этот подземный лаз из тюрьмы сбежал заключенный Разбойников.

-- Растяпы! -- заявил Гераклов. -- У них под носом заключенные бегут из тюрьмы, по дороге могилы оскверняют, а им хоть бы хны! Да, с таким правительством каши не сваришь...

A Кульков продолжал:

-- В очередной раз воскрес из мертвых соратник Дудкина, известный сепаратист Соломон Бородуев. Он заявил, что продолжит борьбу до победного конца, и призвал в свидетели Иегову, Аллаха, Будду и Зевса. Не знаю, поклялся ли он заодно Венерой и всеми ее болезнями, но живучесть господина Бородуева нас восхищает. Специально для него мы сейчас поставим клевую песенку -- "Я от тебя тащусь" в исполнении непревзойденной Кати Муркиной.

"x x x"

Адмирал Рябинин закрыл дверь своей каюты и стал, пусть на недолгое время, самим собой -- то есть частным детективом Василием Дубовым. Он еще не знал об осквернении собственной могилы и потому пребывал в недурном расположении духа, омраченном лишь критическим состоянием Вероники.

"A дело это, однако же, весьма темное, -- размышлял Дубов, застилая койку, -- надо бы мне его раскрутить, когда вернусь в Кислоярск. Ах, я же числюсь покойником... Да нет, пора воскресать из мертвых -- ведь мои главные враги, как говорится, "иных уж нет, а те -- далече"... Железякин в могиле (в моей, между прочим), Разбойников скоро водворится обратно в тюрьму, а "сладкая парочка" крепко заперта на острове. Да, пора возвращаться, пора возвращаться".

Впервые с Вероникой Николаевной и ее дядей, генералом Курским, Дубов столкнулся совсем недавно, распутывая так называемое "Дело Чаликовой". Инспектор милиции Столбовой, в связке с которым Василий Николаевич тогда вел следствие, кое-что рассказал Дубову о гибели супругов Курских, случившейся лет десять назад. Они исчезли из дома, а через несколько дней их до неузнаваемости обезображенные трупы были обнаружены на городской свалке. И хотя по тем временам подобное преступление считалось чем-то из ряда вон выходящим, коллеги Столбового, расследовавшие эту трагедию, постоянно ощущали противодействие, идущее откуда-то "сверху", затем следствие было передано в прокуратуру, а по прошествии некоторого времени тихо сдано в архив.

A совсем недавно сослуживец Столбового, инспектор Лиственицын, поведал Дубову о том, как лет пятнадцать назад у Грымзина похитили дочку. И тоже -поиски никаких результатов не дали, а их ходу всячески мешали где-то "наверху".

-- Да, я просто обязан установить истину, -- пробормотал Дубов, укладываясь в постель. -- Это дело -- по мне.

"Вот приеду домой... -- думал Великий Сыщик. -- Впрочем, начать можно уже здесь, на корабле. Поговорю с Грымзиным. Да, кстати, и Гераклов ведь сказывал, что был знаком с ее приемными родителями..."

Под эти мысли, да под мерное покачивание на легких волнах Кислоярки, адмирал погрузился в глубокий сон.

"ДЕНЬ ДЕСЯТЫЙ -- СРЕДА"

Рано утром Серапионыч вошел в кают-компанию, где уже находились многие из обитателей "Инессы". Вид у доктора был усталый, но довольный. Все взоры устремились на него.

-- Будет жить, -- произнес доктор и в изнеможении рухнул на диван.

В кают-компании раздались громкие крики радости, перекрываемые, однако, могучим речитативом господина Гераклова:

< Назад | Дальше >