Елизавета Кожухова "Искусство наступать на швабру"

- Что это с ним? - подивился доктор. - Неужели чайное отравление?

Однако Надежда не успела ничего ответить, поскольку в гостиной вновь появился Дубов. В руках он держал объемистый том.

- Вот достал у Софьи Ивановны, - пояснил Василий. - Сочинения М.Ю. Лермонтова, издание Ф. Павленкова, 1905 год. И вот смотрите: сначала "Демон. Восточная повесть". А потом - первый, второй, третий и четвертый очерки "Демона". - Детектив раскрыл страницу, где начинались "очерки". Так-так-так... Вот, пожалуйста, второй очерк "Демона":

- Печальный Демон, дух изгнанья,

Блуждал под сводом голубым,

и так далее. Датируется 1830 годом. Доктор, там не сказано, кто конкретно составлял альбом и подбирал стихи к картинам?

- Да нет вроде, - откликнулся Серапионыч, рассмотрев выходные данные альбома. - Можно только предполагать, что в его создании более или менее активно участвовал и сам В.Б. Козицкий. Во всяком случае, его фамилия значится в редакционной коллегии. Однако никак не выделена, а стоит в общем списке по алфавиту.

- Скажу вам одно, - констатировала Надя. - Кто бы ни подбирал стихи к иллюстрациям, но у искусствоведа-любителя господина Сидорова из почтового отделения Субботино уже был предшественник.

- В каком смысле? - не понял Дубов.

- В смысле сопоставления ранних и поздних вариантов у Лермонтова и Врубеля.

- Да, чудные картины, - продолжал между тем Серапионыч. - Вот особенно эта - "Тамара в гробу". Я видел ее широко известный вариант, но он как-то того... не убеждает. А этот я бы охотно повесил у себя в морге!

Напрасный отблеск жизни прежней,

Она была еще мертвей,

Еще для сердца безнадежней

Навек угаснувших очей.

Произнеся эти бессмертные строки, Серапионыч отложил альбом и подлил в чай еще немного жидкости из скляночки:

- От этой картины исходит какая-то энергия, даже от репродукции! Я так и чувствую, что отлетевшая душа Тамары еще витает где-то рядом и рыдает о разлуке с телом... В позднем варианте, мне кажется, Михаил Александрович будто бы устыдился своей сентиментальности и как-то затушевал эти мотивы, но здесь они так чисты и пронзительны... - Обмакнув глаза платочком, доктор встал из-за стола. - Пойду помаленечку... Да, вот еще что, добавил он уже в дверях, - чуть не запамятовал. Это, конечно, к делу не относится, но я сегодня звякнул в Старгород одному своему знакомому журналисту. Думал, может он чего слышал.

- Ну и как? - заинтересовалась Надя.

- Да не особо. То есть он, может, что-то и знает, да только не стал бы по телефону рассказывать. Я тут, понимаете ли, забыл немножечко, в какой стране он живет. Это мы тут болтаем, что попало, где попало и с кем попало, а там... Э, да вы сами знаете. Но кое-что он мне все же поведал. Оказывается, из Козицкого там сейчас делают что-то вроде национального героя. Присвоили ему посмертно звание героя Придурильского труда и поставили бюст перед бывшим музеем, даром что теперь там уже располагается не музей, а ихний Совет по государственной безопасности. На торжественном открытии сам президент Смирнов-Водкин речь толкнул! Книжка вышла "Повесть о настоящем патриоте". Про то, как Козицкий, попав в окружение, взорвал себя вместе с грузовиком, чтобы только музейные ценности не попали к страшным и кровожадным мордавцам. И будто бы последними его словами были: "Отечество!

Тебе я жертвую собой!". Ну и все такое прочее... Это я к тому, что ваши поиски истины в Старгороде будут очень затруднены - вряд ли это понравится Придурильским властям, которые истину уже установили раз и навсегда... Ну, счастливого пути. - И доктор, поправляя съехавший набок галстук, вышел из гостиной.

ГЛАВА ВТОРАЯ

ХОЛМ ДЕМОНОВ

Рано утром Василий и Надежда выехали из Кислоярска на синем "Москвиче"

Дубова, а уже к полудню благополучно достигли Придурильской границы. И если проверка на родной Кислоярской таможне носила чисто формальный характер, то перед вагончиком Придурильской таможни стояло несколько автомобилей. Их не очень умело, но старательно "шмонали" парни в залатанных камуфляжных нарядах.

- Ну, это надолго, - вздохнул Василий.

- На час, не больше, - профессионально прикинула Надежда. - Вася, кто это там?

- Где? - переспросил Дубов.

- Видите, физиономия в окне, - указала Надя на таможенный вагончик.

- Это что, та рожа с бородой? - пригляделся детектив. - Ну и мордоворот, я бы с таким предпочел ночью не встречаться. - И, подумав, добавил: - Да и днем тоже...

- А вы его не узнали? Это ведь сам Мстислав Мыльник, командир Кислоярского ОМОНа!

- Так он же в розыске! - вырвалось у Дубова.

- У вас в розыске, - уточнила Чаликова, - а здесь он уважаемый человек, хотя наверняка живет под чужим именем. Тут это распространено - бывшие омоновцы чуть не со всего Союза в Придурильской Республике занимают высокие посты, вплоть до министров, но под вымышленными фамилиями, и все знают, кто они такие, но никто ничего поделать не может.

- А что же Мыльник?

- Ну, после бегства из Кислоярска он успел отличиться и в Старгороде...

- Тогда он должен что-то знать и по нашему делу! - вскочил Дубов, едва не стукнувшись о потолок "Москвича". - Мы должны его "расколоть", другого такого шанса не будет!

Надя скептически покачала головой:

- Опасно. Боюсь, это не мы его расколем, а он нас к стенке поставит.

Но Василий уже вылезал из машины:

- Я знаю, как его прищучить! Подождите меня здесь.

- Нет-нет, я с вами, - решительно возразила Надя. - Помирать, так вместе!

Мстислав сидел за столом в более чем скромном кабинете начальника таможни и мрачно лицом чистил револьвер.

- Чего надо? - грубо спросил он, увидев незваных гостей.

- Мы к вам по важному делу, - заявил Дубов и многозначительно понизил голос: - Господин Мстислав Мыльник.

- Чего? - вскинулся начальник таможни. - Моя фамилия Мясников, ясно?!

- Ясно-ясно, - хмыкнул Василий. - Это производная от вашего прозвища "Кислоярский мясник", не так ли?

< Назад | Дальше >