Елизавета Кожухова "Искусство наступать на швабру"

- Да? - недоверчиво глянул на него Василий. - Ну ладно. "Вячеславу и Анисиму за...". Черт, ничего не разобрать!

- Дай мне! - Мисаил чуть не силой выхватил у Василия свиток и стал читать про себя, неслышно шевеля губами. А Дубов с интересом разглядывал диковинные монеты с чеканными профилями неведомых ему европейских, азиатских и даже африканских правителей, стараясь не думать об обратном пути через мрачный лабиринт мертвого царства.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

СРЕДА. ЗЛОПОЛУЧНАЯ ДОСКА

Утром Василий проснулся чуть позднее обычного - вообще-то он принадлежал к числу "жаворонков", но после столь бурных ночных приключений следовало хорошенько отоспаться.

К его немалому удивлению, скоморохи уже бодрствовали: Антип хлопотал по хозяйству, а Мисаил что-то быстро писал на клочке бумаги. "Ясно, сочиняет какую-нибудь новую скоморошью мистерию", подумал детектив - но ошибся.

Мисаил отложил перо и протянул листок Дубову:

- Вот, Савватей Пахомыч, список с того свитка.

- О, спасибо, - обрадовался Василий, - я его сегодня же изучу. А что это вы вскочили ни свет ни заря?

- Мне, как заснул, тут же стали сниться всякие гробы, могилы да покойники, - признался Мисаил. - А когда мертвец вылез из гроба и схватил меня за горло, то я так завопил, что тут же проснулся.

- А мне приснилось, что меня живьем закопали в гробу, - добавил Антип. - Нет, лучше уж вовсе не спать!

- Да уж, путешествовать на сон грядущий по гробницам - не самое приятное занятие, - посочувствовал Дубов. - Но работа - лучшее лекарство от ночных ужасов.

- Что за работа? - заинтересовались скоморохи.

- Мы пойдем на кладбище...

- Опять?!! - чуть не хором взвыли Антип и Мисаил.

- Нет-нет, в гробницу на сей раз не полезем, - несколько успокоил их детектив. - Мы займемся наружным наблюдением.

- А это еще что за непотребство? - насупился Антип.

- Это значит, что нам с вами, не спускаясь в склеп, нужно будет выяснить, каким образом туда попадают только что сделанные монеты, объяснил Василий. - Я достаточно ясно выражаюсь?

- Достаточно, - вздохнул Мисаил. - Ну что же, на кладбище, так на кладбище...

***

Войдя в царскую залу, Серапионыч увидел, что на сей раз Дормидонт Петрович просматривает какие-то бумаги. Некоторые он не глядя подписывал, а некоторые пробегал и откладывал в сторону.

- А, эскулап, - усмехнулся царь, подняв взор от бумаг, - проходи, проходи. Не стесняйся, усаживайся... Челобитных всяческих пруд пруди, проворчал он, откладывая очередную бумажку, - ну прям как малые дети. Тятя, дай то, тятя, дай се. Самим надобно жить и своим умом. Верно я говорю, эскулап?

- Если ваши подданные своим умом жить научатся, то зачем им будет нужен царь? - протирая пенсне платочком, в свою очередь спросил Серапионыч.

- Э нет, братец, - тут же отвечал Дормидонт, - царь им всегда нужен будет. Для того, чтоб на него можно было все свалить. Я вот, мол, пьяница и лодырь, и царь наш батюшка такой же, как я, дурень, только он в царском тереме живет, а я в избе с худой крышей. Кто виноват? Конечно, царь!

- Но мне всегда казалось, Ваше Величество, - осторожно начал Серапионыч, - что правители для того и существуют, чтоб заботиться о своих подданных.

Чтоб они не жили в избах с прохудившимися крышами.

Царь небрежным жестом смел все бумаги со стола и выставил на него графин и рюмки.

- Выпьем! - сказал он мрачно.

Выпили. Посидели, смакуя ласковое тепло, растекающееся по телу.

- Да брось ты, эскулап, - в конце концов нарушил молчание царь. - Ну не полезу же я крыши дырявые латать, право слово. Сам человек токмо свою жизнь строит. Если он человек, конечно, а не быдло какое-то. Наливай, эскулап, по второй.

Снова выпили. Посидели.

- Я ж раньше добрый был, - усмехнулся царь, - то бишь дурак. Помогал всем, как мог. От чистого сердца, вот те крест! - при этом царь быстро перекрестился. - Так однажды надо мной бояре так смеялись... И поделом мне, дурню. А вышло вот как. Шел один боярин по улице и видит - мужик сидит возле своей избы да семечки лузгает. А на избе-то половину дранки бурным ветром, незадолго до того случившимся, посорвало. Ну, боярин-то и спрашивает мужичка: "Ты чего это сидишь, семечки лузгаешь, а крышу-то не чинишь?" А мужичок ему эдак весело и отвечает: "А зачем, мил человек, мне самому надрываться? Я вот челобитную царю отписал. На бедственный ветер сослался и, думаю, царь-батюшка деньгами мне поможет. А я на те деньги плотника найму, пусть он на крышу и лезет". И боярин тот рассказал эту историю остальным, и смеялись они надо мной, почитай, три дня, пока и до моих ушей эта история не дошла. Давай-ка, эскулап, еще по одной выпьем. За глупостью мою.

- Если доброта уже стала глупостью, то выпьем за нее, родимую.

- Постой-ка братец, - насупился царь, - и ты, никак, надо мной, понимаешь, смеешься?

- Упаси бог, Ваше Величество, - развел руками Серапионыч, - я только имел в виду, что вы поступали правильно. Другое дело, что одни глупцы пользовались вашей добротой по-глупому, другие же глупцы над вами насмехались.

- Ладно, выпьем, - мрачно подвел черту царь. - Хотя я думаю, что скорее были правы они, а я... - Не докончив фразы, Дормидонт Петрович махнул рукой и резко опрокинул чарку в рот.

Вдруг входная дверь распахнулась, и в залу вбежала высокая и стройная девушка в длинном сером платье. Приглядевшись к ее лицу, Серапионыч увидел, что она вовсе не так молода, как ему показалось издали.

- Опять выпиваешь, батюшка? - с неодобрением произнесла девица, указывая на графинчик. - Говорили же тебе все лекари и знахари, что пить вредно!

Помрешь, и останусь я бедная сиротинушка...

- Да ладно, Танюшка, не причитай, тут все свои, - устало махнул рукой царь. - Это вот лекарь, боярин Владлен. А это моя наследница, сиречь царевна Татьяна Дормидонтовна.

Серапионыч молча поклонился. А Государь, нахмурившись, обернулся к Танюшке:

- Что ж ты, понимаешь, ходишь тут где не велено? Я тебя помиловал, в Симеонов монастырь не отослал, разрешил дома остаться, но с условием, чтобы сидела в своих горницах и носу без особого зову не казала, а ты...

- Как же, так я и стану в горнице сидеть, - не осталась в долгу царевна, - а ты тут будешь водкой заливаться!

- Цыть, непутевая! - Дормидонт в сердцах грохнул посохом об пол. - Знаю я, зачем ты сюда, понимаешь, пожаловала! Надеялась Рыжего своего тут встренуть, али не так?

Серапионыч деликатно кашлянул:

< Назад | Дальше >