Елизавета Кожухова "Искусство наступать на швабру"

- И что это за работенка? - живо заинтересовался Дубов. - Надеюсь, ничего предосудительного?

Дядя Митяй задумчиво подергал себя за бороду:

- Это смотвя как увзглянуть, Савватей Пахомыч. Но по большому шшоту совсем не пьедосудительно, а очень даже наоборот. Ведь вы, конешно же, знаете, в каком состоянии находится наше госудавство?

- Вообще-то я не интересуюсь такими вещами, - равнодушно откликнулся Дубов.

- Тогда я поясню. Под угвозой единство Кисвоярского царства и даже само ево шушествование. - Седой замолк, как бы ожидая отклика со стороны Савватея Пахомыча. Однако и тот внимательно молчал. Тогда дядя Митяй продолжил: - Вы, конешно, свышали о подметных письмах этого мевзавца князя Григория? - Дубов молча кивнул. - Но этого мало - его подвучные убирают с пути увсех, кто может помешать их зводейским замысвам! И смевть воеводы Афанасия тоже на их совести, ежели утаковая у них есть.

Дядя Митяй произносил все это настолько искренне и убедительно, что Василий склонен был ему поверить. Единственное, что его смущало - так это то, что встреча происходила в доме Миликтрисы Никодимовны, которую весьма нелестно аттестовали и покойный воевода Афанасий, и его сподвижник Данила Ильич, тоже покойный. А дядя Митяй заговорил как раз о Даниле Ильиче:

- У Афанасия быв помощник - и того убиви, когда он отказался им помогать!

- Да, все это весьма печально, - разомкнул уста Василий, - но чем я-то могу вам помочь?

- О, можете, можете! - дядя Митяй так взмахнул рукой, что чуть не снес со стола тарелку с капустным салатом. - В наше время твудно на ково-то повожиться, а вы - чевовек надежный, я это вижу, я это чувствую. И ваш священный довг перед Очечеством - высведить этого негодяя и вырвать у него изо рта змеиное жало!

- Какого негодяя? - слегка опешил Василий.

- Того, котовый пытался подкупить Данилу Ильича, ну, то есть бывшего помощника воеводы, на выдачу госудавственных тайн, а когда тот отказався, то поджег его лавочку увместе с ним самим. И ежели мы с вами его не остановим, то сами понимаете, чево он еще натворит!

- Ну что же, если это зависит от меня, то я готов помочь вам в поимке этого негодяя, - проникновенно сказал Василий. - Но, почтеннейший дядя Митяй, известно ли вам, кто он? Хотя бы каково его имя?

- Спасибо, довогой Савватей Пахомыч! - вскричал дядя Митяй. - Я знал, что могу на вас ращщитывать. А имя - оно давно известно: Василий Дубов.

Василий Дубов ожидал чего угодно, но только не этого. Однако очень быстро пришел в себя:

- Вы располагаете какими-то приметами этого Василия Дубова?

- Вот девовой разговор! - одобрительно кивнул дядя Митяй. Осторожно, стараясь не помять, он извлек из кармана какую-то бумагу и, развернув, протянул ее Дубову. Это был портрет не то чернилами, не то тушью, Василия Николаевича Дубова в его первоначальном виде - то есть до того, как он изменил внешность с помощью чудо-мази. Лишь много позднее детектив сообразил, что этот портрет был перерисован с фотографии годовой давности из газеты "Вечерний Кислоярск", опубликовавшей о Дубове стаьтю.

- Возьмите этот рисунок, Савватей Пахомыч, - говорил Седой, - и не расставайтесь с ним ни на миг. Он поможет вам разыскать этого зводея и захватить его живым... Или мертвым, - многозначительно добавил дядя Митяй.

- А как лучше? - небрежно спросил Дубов, уже догадываясь, каким будет ответ.

- Вучше мертвым, - ответил Седой то, что Василий и ожидал услышать.

- Постараюсь оправдать доверие, - с чувством произнес Дубов.

- Очечество ждет от вас подвига! - патетически воскликнул дядя Митяй. И оно хорошо запватит, особенно есьви вы исповните задание побыстрее.

- Ну как вы можете! - решительно возмутился Дубов. - Я иду на это исключительно ради любви к Государю и Отечеству, а не...

- Ну, денежки-то вам не помешают, - с хитроватой и вместе добродушной улыбочкой перебил дядя Митяй. - Мивиктриса Никодимауна мне по-тихому поведала, што вы собиваетесь пожениться, стало быть, на первое обзаведение средства понадобятся, не так ли?

- Так, - несколько упавшим голосом согласился Дубов. Предстоящая женитьба на Миликтрисе Никодимовне была для него новостью, но опровергать ее он не стал, а заговорил о другом:

- Дядя Митяй, а этого, как его, Данилу Ильича, еще не похоронили?

- Сегодня хоронят, - тяжко вздохнул дядя Митяй. - Как раз в полдень, на Старом кладбище. Жаль, сам я не смогу туда пойти, отдать посведнюю почесть этому преквасному чевовеку...

- А давайте я пойду заместо вас, - вызвался Дубов.

- Сходите, конечно, - несколько удивился Седой, - но для чего? Ведь вы даже не были с ним знакомы.

- Понимаете, я где-то слышал, что преступников часто тянет к их жертвам, - стал объяснять Дубов, - и многие именно на этом и "засыпались". А если Дубов придет на похороны, то я смогу проследить, куда он отправится потом, и вывести на чистую воду не только его, но и тех, кто с ним связан. Наверняка же он работает не один.

- А ведь верно! - согласился Седой. - Мивиктьиса Никодимауна описывала вас как способного скомороха и стихоплета, но я вижу, что из вас мог бы получиться хороший сыскарь.

- Покорнейше благодарю, - вежливо кивнул Дубов. - И вот еще: куда мне нести голову Дубова, если, м-м-м... дело будет сделано?

- Куда нести? - чуть задумался дядя Митяй. - Сюда, пожалуй, не стоит. Ко мне домой - тем бовее. Ага, я вам сообщу одно место, где и буду ждать по ночам. - Седой что-то черкнул на обороте портрета. - Можете приходить и без "головы Дубова" - просто чтобы довожить о ходе поисков.

- Договорились! - Василий бережно сложил портрет и сунул себе за пазуху.

***

Серапионыч уже сидел на краешке кресла, когда в залу вошел царь Дормидонт.

Доктор почтительно встал. Царь глянул на него так, будто хотел испепелить взором. Но ничего не сказал. Сел. Сам налил водки.

- Садись, эскулап. Выпьем, - глухо сказал он.

Выпили. Помолчали. И тогда царь заговорил вновь, только теперь в его голосе появилась неестественная для него горькая, долго таимая тоска:

- Я старый больной человек. Выписал бы ты мне какое лекарство, эскулап.

- Единственное лекарство, какое я могу вам предложить - это быть честным по отношению к самому себе, - деловито отвечал Серапионыч.

- Ты вместо того, чтоб о моем здоровье озаботиться, жилы мои на локоть мотаешь! - сверкнул глазами царь.

Серапионыч на это ничего не отвечал, лишь молча внимательно смотрел на Дормидонта, ожидая продолжения. И тот, не выдержав молчания, заговорил вновь.

- Чего ты от меня хочешь, эскулап? - уже срываясь на крик, вопрошал царь.

Но Серапионыч продолжал хранить молчание.

Тогда царь вскочил со своего кресла и заметался по зале, бормоча себе под нос проклятия. В конце концов он подскочил к Серапионычу и ухватил его за галстук. И притянул к собственному лицу. Так близко, что, казалось, у царя три глаза вместо двух.

< Назад | Дальше >