Елизавета Кожухова "Искусство наступать на швабру"

Меж берегов крутых и берегов покатых

Три дни и три ночи плыла их быстрая лодка...

"A, это ж продолжение той баллады, что он читал нам с Беовульфом на берегу ручья, -- сообразил Василий. -- В тот раз она помогла нам выйти на верный путь. Что-то будет теперь?.."

Грендель продолжал, все более упиваясь стихами:

-- Но не дремали его враги, что отдать не хотели

Прекрасную Беренику возлюбленному ее Альфреду,

И снарядили тотчас же за ними погоню,

Двенадцать гребцов засадивши за длинные весла,

Да столько же лучников самых-пресамых метких.

И вот полетела стрела, молнии черной подобна,

И насмерть сразила она прекрасную Беренику,

И упала она на дно лодки, сказав напоследок Альфреду:

"Милый, возлюбленный мой, прости меня, умираю,

Но знай -- одного лишь тебя в жизни своей недолгой

Я возлюбила, любовь же и смерти сильнее".

И умерла. И, возрыдавши первый раз в жизни,

Молвил Альфред: "O, возлюбленная Береника,

Ты мне одна была счастьем и радостью в жизни,

A без тебя, о бесценная, и жизнь мне не в радость!"

И вот извлекши стрелу из груди любимой,

Поцеловал он скорбно ее хладеющие ланиты,

И в грудь свою гордо вонзил...

Голос чтеца прервался -- слезы душили его. Рыцари давно уж горько рыдали, и даже водяной украдкой промокал скупую болотную слезу. Дубову же казалось, что он угодил на какое-то сборище безумцев. Нечто похожее Василий Николаевич испытал несколько лет назад, когда инспектор Лиственицын пригласил его к себе на день рождения. И в самый разгар застолья хозяин вспомнил, что пора включать телевизор и смотреть очередную серию "Просто Марии". Как раз в этой серии в Мехико пришла горестная весть о безвременной кончине одной из героинь фильма, юной Лауры. Сия весть как по эстафете передавалась персонажами сериала из дома в дом и всюду встречала потоки слез и причитаний. Дубова же изумило то, что куда больше слез и причитаний эти душераздирающие сцены вызвали у самого Лиственицына и его гостей -- таких же, как и сам именинник, работников угрозыска, много раз глядевших смерти в лицо. Правда, когда выяснилось, что Лаура жива, и эта радостная весть стала по цепочке распространяться среди мексиканских донов и доний, то не меньше слез радости и облегчения пролилось из очей Лиственицына и его гостей. Василий был рад уже и тому, что день рождения инспектора не оказался окончательно омрачен безвременной смертью юной невинной девушки.

Когда Дубов вкратце поделился своими раздумиями с Покровским, тот подхватил его мысль с полуслова:

-- Вы совершенно правы, Василий Николаич. Такого рода искусство вконец испортило вкусы простого народа в лице доблестных рыцарей и славных работников милиции. Но лучше уж "Просто Мария", стихи Евтушенко и помпезные фильмы Никиты Михалкова, чем книги господ Шитовых-Незнанских-Марининых и низкопробная кино-"мочиловка".

-- Ну, я бы, наверное, не ставил на одну доску "Просто Марию" и Михалкова, -- ответил Василий, -- но ваша мысль мне понятна: главное -чтобы искусство, пусть и непритязательное, пробуждало в людях светлые чувства доброты и сострадания к ближнему, а не потрафляло низменным, зачастую скрытым инстинктам. A кстати, господин Иван-царевич, отчего бы вам не приобщить наших слушателей к чему-то более художественному?

-- A почему бы и нет? -- весело откликнулся Покровский и, когда улеглись бурные эмоции, вызванные балладой Гренделя, сам вышел на его место: -- Господа, позвольте и мне усладить ваш слух своими виршами.

-- Просим, просим! -- загалдели рыцари. Поэт начал чтение:

-- Дом, нарисованный на листке,

Избушка в лесной глуши --

Воздушный замок на зыбком песке,

Приют для моей души.

A после сумерек стало темно,

И звезды в небе зажглись.

Мой светлый замок исчез давно,

A душа унеслася ввысь...

Вдохновенный поддержкой публики, Иван Покровский хотел было прочесть что-то еще, но его отозвал в сторону Василий:

-- Думаю, нам действительно пора. Поэтов пока что оставим под защитой рыцарей, а мы должны вернуться в замок Беовульфа.

-- Что за спешка? -- недовольно спросил Грендель. Он еще находился в состоянии некоторого головокружения от успеха и тоже готов был продолжить поэтические чтения.

-- Да-да, побудем еще немного, -- поддержал Иван. - Думаю, мы это заслужили.

-- Нам нужно поторопить рыцарей, -- напомнил боярин Василий. -- Не забудьте, что в королевском замке ваша подруга княжна Марфа.

-- Ах, ну конечно же! -- вернулся на грешную землю Покровский. -- Чего мы тут медлим!

Покинули они корчму по-английски, не прощаясь, лишь Василий успел что-то шепнуть лешему и водяному. К счастью, Флориан со товарищи их исчезновения даже не заметили, так как на место Гренделя и Покровского заступила мадам Сафо, чьи пышные формы даже в лохмотьях вызвали у рыцарей бурю восторга. Впрочем, равно как и ее гениальные стихи:

-- Ты в своем гробу лежишь печальный,

Я тебя оттуда воскрешу,

< Назад | Дальше >