Елизавета Кожухова "Искусство наступать на швабру"

Анна Сергеевна презрительно фыркала, но умолкала. Правда, ненадолго. И вскоре все начиналась сначала.

За привычной перебранкой казноискатели и не заметили, что ряды бочек кончились, а они идут по длинному, постепенно сужающемуся проходу.

-- Я явственно ощущаю, что казна где-то здесь, -- самозабвенно, будто глухарь на току, вещал Каширский.-- Ближе, ближе, еще ближе! Здесь!!! -Рука доктора уперлась в шершавую стену.

-- Что -- здесь? -- взвилась Глухарева. -- Тут же тупик, чтоб вас к черту в пекло! Куда вы меня завели?!!

-- Какая-то неведомая сила влекла меня сюда, -- невозмутимо отвечал Каширский.

-- Дурость вас влекла! -- в сердцах плюнула на пол Анна Сергеевна.

-- Лучше поищите, нет ли здесь какой-либо дверцы, -- попросил Каширский. Анна Сергеевна стала водить светильником вдоль стен, пока не заметила прямо в потолке небольшой четырехугольный люк. Так как и потолок здесь был совсем низкий, чуть выше человеческого роста, то Анна Сергеевна попыталась подтолкнуть люк, и тот, к ее немалому удивлению, легко поддался.

-- Подсадите меня, -- велела госпожа Глухарева. Каширский исполнил ее просьбу, но при этом пытался заглянуть в люк, за которым исчезла его компаньонка -- он не сомневался, что Анна Сергеевна непременно попытается

часть казны утаить. Не прошло и минуты, как в люке появилась ножка госпожи Глухаревой в черном чулке, а затем Каширский принял и всю Анну Сергеевну. При этом он незаметно ощупал ее платье -- не спрятано ли там что-то.

Вид у Анны Сергеевны был довольный:

-- Поздравляю -- на сей раз вы поработали не впустую.

-- Неужели казна?! -- вскричал Каширский. И даже в столь счастливый миг не удержался от колкого замечания: -- А вы, Анна Сергеевна, не верили в мои сверхнаучные методы...

-- Какая, к дьяволу, казна! -- прошипела Глухарева. -- Там выход на поверхность.

-- В каком смысле?

-- Заброшенный сарайчик на краю поля. Снаружи люк незаметен, так как прикрыт сгнившим сеном.

-- А где же казна? -- разочарованно протянул Каширский.

-- Да хрен с ней, с казной! -- выкрикнула Анна Сергеевна. -- Главное, теперь у нас надежный путь для отступления после того как сделаем дело.

-- Какое еще дело? -- пожал плечами Каширский.

-- А вы забыли? Убрать эту княжну, или графиню, или бес ее знает, кто она такая! -- раздраженно говорила Глухарева, шагая назад по теперь уже расширяющемуся проходу. Каширский брел следом.

-- В каком смысле убрать? -- пролепетал он, уже чуя, куда клонит его наперсница.

-- В каком смысле? -- желчно переспросила Анна Сергеевна. -- Убить. Зарезать. Ножиком пырнуть.

-- Боюсь, я не смогу быть вам полезен, -- осторожно заметил доктор. -Ведь хирургия -- не мой профиль. Вот если бы дать установочку...

-- От ваших установочек пользы, как от холодильника тепла, -- процедила Анна Сергеевна. -- Равно как от вас самого. Будете дежурить на шухере!

За разговорами они вернулись в ту область подвала, где стояли ряды бочек. Почуяв знакомый запах, Каширский вновь воспрял духом:

-- А все-таки казна где-то здесь! Я ее внимаю всеми фибрами своей чувствительной ауры!

Анна Сергеевна хотела было уже высказать все, что она думает и о фибрах, и о королевской казне, и о самом Каширском, и о его чувствительной ауре, но лишь презрительно подернула плечами и ускорила шаг. x x x

"Поэтический марафон" в корчме продолжался уже почти сутки. Все это время часть рыцарей и поэтов, чередуясь, отдыхали в горницах для гостей, а остальные пировали и услаждали слух друг друга своими вдохновенными стихами.

Благодаря такому режиму и поэты, и рыцари чувствовали себя достаточно бодрыми, в отличие от хозяина корчмы -- он все время должен был находиться в зале и обслуживать дорогих гостей. Впрочем, доходу от них было не так уж много -- сторонники непьющего Флориана вина почти не употребляли, разве что когда их предводитель не находился поблизости, а поэты, ослабленные изнурительной работой на болотах, тоже не очень увлекались вином, дабы не свалиться с ног раньше времени.

-- Ну вот опять бед себе накликал, -- привычно жалился леший в коротких передышках своему приятелю водяному. -- Мало того что рыцари какие-то не те, так еще этих беглых поэтов бес привел. А все боярин Василий! Сам-то он в свой Царь-Город укатит, а нам тут отдуваться...

-- Да не тревожься ты, -- утешал его водяной, прихлебывая водицу из кувшина. -- Все, что ни случается -- все к лучшему!

Тем временем госпожа Сафо к вящему восторгу господ рыцарей декламировала свое очередное творение:

-- Я слыхала тебя в полуночной тиши --

Ты играл на пастушьей свирели,

И тебя возлюбила всей силой души,

А казалось, что жизнь разошлась на гроши

И давно уж огни догорели...

Тут в дверях раздался робкий стук.

-- Толкайте сильнее! -- крикнул корчмарь, а себе под нос проворчал: -Кого еще там черт принес?

Дверь ввалилась внутрь, и на пороге явился собственной персоной господин Грендель.

-- О, кто к нам пожаловал! -- с наигранной учтивостью произнес доблестный Флориан. -- Надеюсь, друг мой Грендель, мы поимеем счастье насладиться вашими новыми творениями?

-- Сперва я должен передать вам послание, друг мой Флориан, -- столь же учтиво ответил Грендель. И, подойдя к Флориану, протянул ему свиток.

-- Печатка Беовульфа, -- с видимым неудовольствием отметил доблестный Флориан, вскрывая послание. -- Почерк как будто господина Зигфрида, но подпись собственная Его Величества.

-- Что там? -- нетерпеливо загомонили рыцари. Даже леший с водяным прекратили свои бесконечные разговоры и стали внимательно прислушиваться.

-- Настал решающий час, -- негромко и безо всякого пафоса произнес Флориан. -- Король призывает нас в первые ряды борьбы за правое дело. И это великая честь.

-- Когда? -- повскакали из-за стола славные рыцари.

< Назад | Дальше >