Елизавета Кожухова "Искусство наступать на швабру"

-- О, ничего страшного, маленькие префратности профессии, -- лучезарно ощерился Херклафф. Похоже, все приключения ничуть не повлияли на его обычное настроение. -- Теперь я следовать домой, в Рига... -- Людоед оглядел Анну Сергеевну и Каширского. -- И хотель бы предлагать вам ехать со мной.

-- С вами в Ригу? -- несколько удивился Каширский. -- Ну конечно же... Ай! -- вскрикнул он, когда Анна Сергеевна незаметно ущипнула его сзади.

-- Мы должны подумать, -- заявила Глухарева, не дав своему спутнику опомниться.

-- Да чего тут думать, -- взвился Каширский, но тут же осекся под взглядом Анны Сергеевны. Поняв, что та решила "набивать цену", он замолк и даже отошел чуть в сторону, предоставив Глухаревой вести переговоры.

-- Насколько я понимаю, Эдуард Фридрихович, предлагая нам отправиться вместе с вами, вы это делаете с какими-то особыми целями? -- спросила Анна Сергеевна.

-- Ну что вы, либе Аннет Сергеефна, -- расплылся Херклафф в плотоядной ухмылочке. -- Просто дорога не есть близкая, а мне нужны эти, как их, приятные попутчики. Но если вас это нихт устраивать, то ауфидерзеен!

-- Как это ауфидерзеен! -- не выдержал Каширский. -- Конечно же, мы согласны.

Анна Сергеевна смерила компаньона презрительным взором, но промолчала.

-- Ну, тогда -- форвертс! -- с энтузиазмом воскликнул Херклафф. -- Ах да, транспорт. -- Колдун извлек из-под фрака часы-луковицу на длинной цепочке, а из верхнего кармана -- авторучку "Паркер" с золотым пером.

Положив часы прямо на дорогу, Херклафф дотронулся до них авторучкой, и на месте часов появилась крупная тыква.

-- Хорошие были часики, -- вздохнул Каширский.

Между тем Херклафф дотронулся "Паркером" теперь уже до тыквы, и она тут же выросла до размеров кареты. Анна Сергеевна алчно поглядывала на позолоченные колеса и двери и уже прикидывала, за сколько можно будет все это "загнать", если удастся похитить карету у законного владельца.

-- Должно быть, она самодвижущаяся? -- предположил Каширский.

-- Увы, нет, -- вздохнул Херклафф. -- Нужны лошади. Вообще-то согласно правилам в лошадей нужно превращать мышек, или лучше даже этих, как их, крысов, но где их тут взять? -- Колдун на минутку задумался. -- О, дас ист гроссе идея!

Не дав своим новым попутчикам и опомниться, Херклафф дотронулся авторучкой сперва до Анны Сергеевны, а потом до Каширского. И те мгновенно превратились в крыс: белую и серую. Белая крыса, только что бывшая Анной Сергеевной, злобно зашипела, но колдун двумя небрежными касаниями обернул крыс в лошадей: Глухареву -- в норовистую белую кобылку, а Каширского -- в пегого жеребца.

-- Что это такое?! -- возмущенно заржала кобылка голосом Анны Сергеевны. -- Что вы себе позволяете! А ну немедленно верните меня в прежний вид!

-- Это противоречит естественному биологическому состоянию организма, -- авторитетно добавил жеребец-Каширский.

-- Да ну что вы, -- добродушно откликнулся Херклафф. -- Все будет зер гут. Я вас обязуюсь прилично кормить, давать овес и сено.

С этими словами, не обращая внимания на нецензурное ржание Анны Сергеевны, Херклафф ловко запряг лошадей. Каширский лишь обреченно вздыхал -- он понимал, что это еще не самый худший исход их похождений в Новой Ютландии. Видимо, к этим же выводам пришла и Глухарева -- во всяком случае, продолжая по привычке браниться, она не предпринимала никаких попыток хотя бы лягнуть своего нового хозяина.

Херклафф ласково потрепал Каширского за густую гриву, похлопал Анну Сергеевну по крепкому крупу и влез в карету. Лошади сначала медленно, а потом все увереннее понесли карету по дороге. И долго еще окрестные болота оглашало резвое ржание, в котором то и дело проскальзывали словечки, которые в книгах и газетах "нашего" мира обычно заменяют многоточиями, а в телепередачах -- разными заглушающими звуками. x x x

После того как корчму покинули сначала рыцари, а потом и поэты, там вновь стало по-всегдашнему тихо и сумрачно. Леший за стойкой привычно-ненужно протирал посуду, а водяной молча потягивал из кувшина болотную водицу.

-- Ну вот, еще кружку выпью и пойду, -- нарушил он гнетущую тишину. Леший в ответ лишь буркнул нечто невразумительное.

Рука водяного привычно потянулась к кувшину, но замерла на полпути: со стороны двери донесся чуть слышный стук.

-- Сильнее стучите! -- крикнул леший. Кончилось все это тем же, что и обычно: дверь просто ввалилась внутрь корчмы, а следом за нею -- уже знакомые хозяину и завсегдатаю боярин Василий, Иван Покровский и Чумичка. Но следом за ними вплыла совершенно не по-здешнему (и определенно не по погоде) одетая дама, при виде которой леший с водяным непроизвольно привстали, а чтобы получше разглядеть незнакомку, корчмарь даже зажег еще одну свечку, так как прежняя почти догорела и больше чадила, чем светила.

-- Ну, хозяин, принимайте дорогих гостей, -- сказал Василий, заметив некоторое замешательство.

-- Горницы готовы, -- привычно откликнулся леший. -- Что будете ужинать?

-- Все равно что, лишь бы побольше, -- распорядился Дубов. -- И попить чего-нибудь горячего.

-- Только не горячительного, -- уточнил Иван-царевич.

-- Ну, ради такого случая можно и винца испить, -- с улыбкой возразил боярин Василий. -- Правда, в меру...

Так за разговорами гости уселись за столик, соседний тому, где сумерничал водяной. Похоже, что при появлении припозднившихся постояльцев он решил с уходом повременить, и теперь внимательно прислушивался к их беседе, хотя мало что мог понять.

-- Подумать только, Эдуард Фридрихович, такой приличный господин, -все никак не могла успокоиться баронесса, успевшая по дороге узнать от своих попутчиков, где и каким образом она очутилась. -- Как мог господин Херклафф так поступить? Уж от кого бы я могла ожидать такого коварства, но только не от него...

-- Скажите, Наталья Кирилловна, при каких обстоятельствах вы познакомились с господином Херклаффом? -- задал Дубов профессиональный вопрос.

-- О, это случилось в прошлом году в Москве, -- охотно предалась воспоминаниям Наталья Кирилловна. -- А потом Савва Лукич пригласил его погостить в Покровских Воротах.

-- Но ведь Эдуард Фридрихович будто бы был знаком с самим Гете? -спросил Иван.

-- Да-да, разумеется! -- вновь оживилась Наталья Кирилловна. -- И более того, когда приезжал в Россию, то знакомил с его новыми произведениями нашу читающую публику. Он же, собственно, и Василия Андреича побудил к переводу баллад Гете и Шиллера...

-- Как, вы и с Жуковским были знакомы? -- удивился Дубов.

-- Ну как же! Такой скромный, простой человек, и не подумаешь, что приближен к семье Его Императорского Величества. Помню, совсем недавно на литературном вечере у Зизи Волконской подходят ко мне Жуковский с Пушкиным, и Александр Сергеич говорит: "Наталья Кирилловна, рассудите наш спор..." -Баронесса вздохнула. -- В тот вечер я в последний раз видела Дмитрия Веневитинова. Говорят, он был до безумия влюблен в хозяйку и отравился, так и не дождавшись взаимности...

Похоже, Наталья Кирилловна всерьез увлеклась рассказами о литераторах двадцатых годов девятнадцатого столетия, которые были для нее куда реальнее и живее, чем для Дубова -- Белая Пуща, Новая Ютландия и все их обитатели. Василий и Иван слушали ее со все возраставшим изумлением, даже Чумичка и водяной жадно внимали баронессе, хотя им-то уж имена Веневитинова и Зинаиды Волконской ни о чем не говорили. Просто история была уж очень трогательная.

Заслушавшись, гости корчмы даже не сразу и заметили, как дверь вновь опрокинулась и внутрь вошел еще один посетитель -- ни кто иной как собственной персоной господин Грендель. Уже по одному взгляду можно было определить, что он слегка не в себе -- бывший оборотень двигался как в полусне и что-то вдохновенно бормотал себе под нос.

-- Господин Грендель! -- радостно окликнул его боярин Василий. -Какими судьбами?

-- А? Что? -- заозирался Грендель. -- О господи, где это я?

-- В корчме, вестимо, -- сообщил водяной.

-- Зачем я здесь? -- задался Грендель новым вопросом. -- Ведь я шел... Куда ж я шел? Куда я путь держал?.. А, вспомнил! Я шел в чертоги господина Беовульфа, дабы своею новой поэмой, кою сочинял весь нынешний день, поднять боевой дух наших доблестных рыцарей перед походом на королевский замок!

-- Эка хватил, батюшка! -- проскрипел корчмарь, только что незаметно появившийся в обеденной зале с кипящим самоваром и скромной закуской. -Замок-то королевский уж взят.

-- Ну вот, опять я опоздал, -- пригорюнился поэт, присев за стол.

< Назад | Дальше >