Виктория Платова "Купель дьявола"

А потом я увидела и самого Леху.

Он лежал на полу, у подножия картины. Софиты бесстрастно освещали его обнаженное тело. Такое же совершенное, как и тело Быкадорова. В ложбинке Лехиного позвоночника стоял непросохший пот, а скрюченные пальцы впились в паркет. Ему не хватило всего лишь нескольких мгновений, чтобы войти в картину... Нет, он не созерцал, как Быкадоров, он хотел обладать женщиной с портрета. Я представить себе не могла, что внезапная смерть может таить в себе столько страсти. И быть такой прекрасной. Я хотела мертвого Леху так, как никогда не хотела Леху живого.

От этой преступной, противоестественной мысли мне стало тошно.

- Прекрати орать, - как сквозь толстое стекло, услышала я голос Андрея. Я орала? Я ору?..

- Выйди отсюда.

Я отчаянно замотала головой.

- Нет!..

Он легко справился со мной, отвел в угол и почти бросил в кресло. Отсюда мне была хорошо видна сцена жертвоприношения: Жена Апокалипсиса с полустертыми складками на мантии и ее несостоявшийся любовник. Остальные живые - фигуры совсем не вписывались в композицию. Кто-то из охранников бешено щелкал телефонными кнопками, остальные окружили тело хозяина растерянным полукругом.

- "Скорая"?.. Это "Скорая"?.. Жаик присел на корточки перед телом хозяина и осторожно коснулся пальцами его шеи.

- Не нужно "Скорую"... Он мертв.

Мертв.

Я истерически засмеялась. Жаик неторопливо поднялся, подошел ко мне и наотмашь ударил меня по щеке. Это возымело действие: я сжалась в комок и затихла.

- Ничего здесь не трогать. И всем выйти из кабинета. Андрей, позови Юхно.

Юхно. Я запомнила золотое тиснение на визитке, врученной мне несколько часов назад, когда Леха был еще жив и утверждал, что я дивно хороша... Но в самый последний момент предпочел мне "Рыжую в мантии". Предпочел мне меня... А Владимир Николаевич Юхно был директором частного охранного предприятия "Орел".

Орел - одно из четырех животных Апокалипсиса. Лукас ван Остреа был бы доволен.

- Забери ее отсюда, - кивнул Жаик в мою сторону. Я еще глубже вжалась в кресло и вцепилась в подлокотники.

- Ну, не знаю... - с сомнением произнес Андрей.

- Ладно. Пусть остается. Позови Юхно и принеси воды... Этой...

Андрей исчез за дверью, и мы с Жаиком остались одни в огромном кабинете. Он деловито обшарил поверхность наглухо закрытого окна с таким же пуленепробиваемым стеклом, что и в спальне. Я знала об этом. Еще вчера, раздувая жабры, Леха поведал мне, что его особняк охраняется так же, как резиденция президента "Бочаров ручей".

Оставив в покое окно, Жаик переместился к картине и принялся внимательно рассматривать ее, затем коснулся варварским плоским пальцем поверхности.

- Не надо... - слабым голосом попросила я.

- Чего - "не надо"? - он даже не обернулся.

- Не трогайте картину... Это Остреа. В два прыжка он оказался возле моего кресла и поставил ногу в легком ботинке мне на колено.

- Мне плевать, что это Остреа, или как там его... Ты видишь, мой хозяин мертв. А еще сорок минут назад он был жив и здоров. И я хочу получить от тебя объяснения.

- От меня?

Чутье не изменило ему: я была единственной, кто имел самое полное представление о картине. И о той жатве, которую она собрала. Я знала о "Рыжей в мантии" больше, чем кто-либо другой. И все-таки меньше, чем Леха и Быкадоров. Но я была жива, и поэтому не могла претендовать на абсолютность этого знания.

- Я слушаю, - поторопил меня казах.

- Мне нечего сказать. Оставь меня в покое.

- Почему ты решила, что нужно ломать двери?

- Я не знаю... Ты сам это решил.

- Все было хорошо, пока не появилась ты. Ты в доме сутки, а хозяина уже нет в живых.

- Ну и что? - я медленно начинала приходить в себя. - Ты не сможешь обвинить меня в его смерти, как бы ни старался. Дверь ведь была закрыта изнутри. Задвинута мебелью, правда?

Казах скрипнул зубами; больше всего ему хотелось бы сейчас привязать меня к лошадям и стегануть их по крупу. Только куски моего мяса могут хоть как-то удовлетворить его. И накормить его скорбь. Он был искренне привязан к хозяину, он был предан ему, как только может быть предан восточный человек, - я это видела. И он видел, что я вижу. Обычная бесстрастность изменила ему, но он ничего не мог с собой поделать.

- Ты что-то знаешь.

- Что?

- Это ведь не просто так?

- Тебе виднее, - в отличие от Жаика я не была рядом с Лехой три года.

- Почему она так на тебя похожа? - неожиданно спросил он и кивнул в сторону картины.

- Вопрос к автору.

Пока Жаик соображал, что же мне ответить, в кабинет вошли двое - Андрей с низким стаканом коньяка и Владимир Михайлович Юхно, директор охранного предприятия "Орел". Судя по сосредоточенному выражению лица, Юхно уже был введен в курс дела. Он сразу же присел перед телом Лехи и пощупал пульс на шее - точно так же, как это сделал Жаик несколько минут назад.

- Он мертв, - сказал казах. Он повторял это слово с разными интонациями, он так до конца и не смог поверить в реальность происходящего.

- Вижу. Что здесь произошло?

- Не знаю. Около пятидесяти минут назад он вошел в дом. Я остался на террасе.

- И больше никого в доме не было?

- Она, - Жаик кивнул в мою сторону. Юхно с любопытством охотника за головами взглянул на меня.

- Это правда?

- Да. Я зашла переодеть платье, - коньяк, принесенный Андреем, вернул мне способность соображать. - Маленькая неприятность, меня облили пуншем.

- И что дальше? - Неужели это он целовал мне руку совсем недавно? После подобного тона остается только снять отпечатки пальцев и сфотографироваться анфас и в профиль.

- Я переоделась.

- Пятьдесят минут переодевались?

- Переодевалась. Потом подправила макияж. Люблю чистить перышки...

Интуиция подсказывала мне, что не стоит потчевать серьезных дядей своей полудетской историей о закрытой двери. Во-первых, мне никто не поверит; во-вторых, никто, кроме Лехи, не сможет подтвердить, что она была закрыта. А Леха мертв, и бесполезно взывать к нему. И, наконец, в-третьих: мое вынужденное тридцатипятиминутное заточение выглядит непонятно. А непонятного и так хватает.

- Ну, хорошо, - Юхно оставил меня в покое и обратился к Жаику:

- Что скажешь?

- Она ни при чем, - со вздохом произнес он. - Может быть, она и была последней, кто видел хозяина живым. Но она ни при чем.

< Назад | Дальше >