Виктория Платова "Купель дьявола"

Самым интересным для меня экспонатом по-прежнему оставался Херри-бой. Метаморфозы, начавшиеся еще на шоссе в Харлинген, продолжались. Только здесь, в крохотном музейчике, он по-настоящему ожил.

Херри-бой подошел к двери, ведущей в центральный зал, и толкнул ее.

- Входите, Катрин.

И я вошла.

Картина располагалась у противоположной стены, за толстым защитным стеклом. По размерам она полностью совпадала со "Всадниками", то есть была совсем невелика. И в то же время заполняла собой все пространство. Она как будто парила над залом, окутанным мягким, струящимся светом. Он проникал с потолка, шел от стерильно-белых стен и такого же светлого пола. Футуристический интерьер, в самой сердцевине которого была спрятана картина, вовсе не казался неуместным. Наоборот, он тактично уходил на задний план, чтобы дать зрителю сосредоточиться на последнем творении Лукаса Устрицы.

Я медленно подошла к картине.

Центральная часть, Херри-бой прав.

Все события, после появления всадников Апокалипсиса, были изображены с хронологической точностью.

Видения Страшного суда заставили меня содрогнуться: горящие города и тонущие корабли в пейзаже, жуткие монстры, пожирающие грешников; ангелы смерти - и Зверь.... Тот самый зверь, число которого 666. Все семь голов его были отталкивающи и прекрасны одновременно. Картина глухо ворочалась за толстым стеклом, и я вдруг испытала чувство панического страха: а вдруг она прорвет такое ненадежное стекло, и вся эта лава человеческого греха расползется по острову и сожрет его. А потом сожрет и само море, и побережье, и крошечную Голландию... Я рыскала глазами по полотну, надеясь найти хоть какую-то точку опоры, хоть какое-то спасение от Зверя.

Но спасения не было.

Зверь вползал в меня, покачивая всеми своими головами, и сквозь чешую этих голов просматривались человеческие черты: прекрасные глаза, которые невозможно не любить; изогнутые уголки губ, неукротимые волны ресниц...

- Катрин!

Я нехотя оторвала взгляд от картины.

- Вы стоите уже полчаса, Катрин, - голос Херри-боя с трудом проникал в меня. - Это великая картина, правда?..

- Это великое зло, - я тотчас же возненавидела себя за полчаса глубокого петтинга со Зверем. - Интересно, куда смотрит бог?

- Вы же не верите в бога, Катрин...

- Лучше бы я верила. Идемте отсюда, Херри.

Я вышла из зала с одной лишь мыслью - вернуться сюда снова. И зашнуровывала свои "катерпиллеры" гораздо дольше, чем обычно. Неприлично долго. Голландец застал меня у картины за непристойными мыслями, теперь же нужно сделать вид, что никаких непристойных мыслей и в помине не было. ***

До убежища Херри-боя мы добрались в полном молчании. Только здесь я почувствовала себя в безопасности. Херри оказался молодцом: даже в доме он не попытался заговорить со мной. Я вытянулась на узкой койке и прикрыла глаза. Никакой надежды. Лукасу Устрице удалось сделать грех таким привлекательным, а кару за грехи такой сладкой, что перед этим невозможно было устоять. Даже я не устояла. Практичная русская девушка Катя Соловьева. И не за это ли самое полюбила создателя картин дочь бургомистра Катрин?..

- Жаль, что ваш обожаемый художник не был испанцем, Херри!..

- Почему? - Херри показал тактичный нос из-за перегородки.

- Святая испанская инквизиция уничтожила бы все это богохульство в зародыше. И не было бы никаких проблем.

И старичок Гольтман был бы жив, добавила я про себя. И фартовый вор Быкадоров соблазнил бы не одну женщину. И Леха Титов до сих пор управлял бы своей нефтяной империей...

- Вы сердитесь на картину, Катрин?

- Я сержусь на себя.

- Я понимаю вас...

- Давайте закроем тему.

- Хорошо, - он был удивительно покладист. Он добился своего. Я увидела картину и не смогла не проникнуться ей. Он сам стал свидетелем этого.

Нет, невозможно оказаться побежденной - ни Лукасом Устрицей, ни Херри-боем. Я вскочила с койки и нервно заходила по комнате, подавляя желание стянуть с каминной полки делфтский фаянс и грохнуть его об пол.

- Давайте не будем закрывать тему, Херри! - крикнула я, и он с готовностью материализовался в комнате, уселся в единственное кресло и уставился на меня.

- Слушаю вас, Катрин.

- Это дьявольщина. Дьявольщина чистой воды. И вы служите этой дьявольщине. Вы сатанист, Херри! Вы говорите, он создавал этот триптих для алтаря?

- Для алтаря церкви Святой Агаты, если верить позднейшим записям. К сожалению, сама церковь не сохранилась.

- Она бы не сохранилась в любом случае. Как может сохраниться церковь, имея в своем алтаре послание дьявола?

- Почему же - дьявола?

- Потому что богом там и не пахнет. Никакого намека, никакой надежды. Все позволено. Все, вы слышите - все! - оправдывает грех! Вы законсервировали на своем острове оправдание греха! Даже самого страшного. Даже смертного.

- А разве это плохо? - Херри, ухвативший тонкими пальцами подбородок, улыбнулся мне.

Я наткнулась на эту улыбку, как на неожиданное препятствие в темноте. И едва удержалась на ногах.

- Как к вам попали "Всадники", Катрин? - неожиданно спросил Херри.

Я ожидала чего угодно, только не этого вопроса. Я оказалась к нему неготовой. Глаза Херри раздевали меня, вещь за вещью: они аккуратно расшнуровывали ботинки, стягивали джинсы и рубашку. Потом настал черед кожных покровов, мышечных тканей и моментально опустевшей сердечной сумки. Он хотел добраться до сути. До знания, которым обладали только я, Лавруха и Жека.

- Но вы же в курсе, Херри, - пролепетала я. - Вы прекрасно знакомы с Лаврентием. Эта картина досталась ему совершенно случайно...

- Да. Я в курсе. Но как они попали к вам на самом деле?

Неужели чертов дурак Лавруха проболтался голландцу по пьяной лавочке? В последние дни перед отъездом они стали подозрительно близки, парни - не разлей вода... С Лаврухи станется, пиво "Балтика" заставляет его неадекватно реагировать на окружающих. Черт, "Балтика"! Две бутылки, привет от Северной Пальмиры - Северной Венеции, до сих пор болтаются у меня в рюкзаке. Нужно сунуть их Херри, не рассказывать же о том, что я просто банально стибрила доску у мертвеца, в самом деле!..

- У меня для вас подарок, Херри. От владельца картины. Первого, - с нажимом сказала я.

- От кого?

- От Лаврентия.

- Не думаю, чтобы он был первым хозяином. Давайте ваш подарок.

Я вынула пиво, завернутое в футболки, из рюкзака и протянула их Херри.

- Отлично, - сказал он. - Выпьем сегодня за ужином. Хотя мне не очень нравится русское пиво...

Перспектива остаться здесь еще на одну ночь совсем мне не улыбалась, я хотела покинуть этот дурацкий остров с его провокационной картиной еще до темноты. Но Херри, вместо того, чтобы отвезти меня на побережье, предлагает поужинать.

- Я вовсе не рассчитывала, - осторожно сказала я. - Я ведь посмотрела картину... Судя по всему, "Всадники" действительно являются левой створкой... Я убедилась в этом. Картина сейчас находится у меня, в Питере... Я уже сказала вам... Я готова предложить свои услуги в передаче доски голландской стороне. Вам, Херри...

- Ну что ж, я рад. Я давно этого хотел...

Интересно, насколько давно и как сильно ты хотел этого? Комната Херри компьютер, камин, манускрипты и фотографии - плыла у меня перед глазами. А сам Херри-бой из вежливого ученого стремительно превращался во врага, диктующего свои правила. Я была почти уверена, что он знает о том, как нам досталась картина. Знает и хочет воспользоваться этим.

- Я бы хотела уехать, Херри.

- Когда?

< Назад | Дальше >