Виктория Платова "Купель дьявола"

- Сегодня. Я вернусь в Россию и сразу же займусь всеми организационными вопросами. Вы же хотите, чтобы она побыстрее оказалась здесь?

- Один день ничего не решает. Я еще не все вам показал, - он явно издевался надо мной.

- Того, что я увидела, - достаточно. Я потрясена. И считаю, что Лукар Устрица действительно великий художник... - выпалила я.

Мне больше не хотелось оставаться здесь: двусмысленная улыбка Херри все еще плыла надо мной, а его слова о том, что оправдание любого греха - самое милое, самое богоугодное дело, все еще стояли у меня в ушах. Интересно, что он имел в виду?

- Вы ведь отвезете меня на берег, Херри? - спросила я.

- К сожалению, - он снова улыбнулся и развел руками.

- Что - "к сожалению"?

- Я не хотел вас расстраивать... Я думал, вы останетесь здесь на несколько дней, пока не вернется техник... Он разбирается в механизмах.

- В каких механизмах?

- Дело в том, что с утра забарахлил мотор. А на веслах мы не выгребем.

- Что значит - "забарахлил мотор"?

- Не знаю. Он просто не работает, и все. А я ничего не смыслю в моторах.

Он смотрел мне прямо в глаза и откровенно издевался.

- Но... Вы же можете вызвать кого-нибудь с берега? Это не так далеко... К тому же у вас есть телефон, а в поселке наверняка найдутся механики... Я заплачу.

- Я бы и сам заплатил. Но, во-первых, сегодня воскресенье...

Действительно воскресенье, будь оно проклято. Я прилетела в Амстердам вчера, в субботу. Господи, неужели это было только вчера?..

- А во-вторых? - спросила я, и Херри-бой снова улыбнулся.

- А во-вторых - я уже говорил вам. Местные жители не особенно жалуют Мертвый город Остреа, - Херри-бой сделал ударение на первом слове. - Их сюда не заманить.

- И что же делать? - глупо спросила я.

- Придется подождать. Херард вернется послезавтра. Ничего страшного, Катрин.

- Кто это - Херард?

- Техник.

Я одна и двое мужиков, а если еще вспомнить прошедшую ночь и то, как Херри смотрел на меня... Почему он так смотрел, почему рассказал о дочери губернатора, почему так невинно хотел меня напугать?..

- У меня всего лишь десятидневная виза... - я сдавала бастион за бастионом.

- Но вы ведь прилетели только вчера. У вас масса времени.

Масса времени на что? Со стороны наш разговор становился просто неприличным: ни с того ни с сего начавшая истерить дамочка и скромный ученый, ее успокаивающий. И чего это я взвилась, в самом деле? Что, если действительно забарахлил мотор? Нужно взять себя в руки и понять первоначальную причину моей так внезапно возникшей паники. Пока я собиралась с силами, на Херри снова обрушился поток электронной почты. Оставив его разбирать завалы, я надела куртку и выскользнула из дома.

Катер по-прежнему покачивался на волнах. Я даже стукнула его борт носком ботинка - бесполезное корыто, жестянка, предатель, вот ты кто!.. А потом, подумав, спрыгнула в него: самое безопасное место, единственное, которое может оградить меня от крамольных мыслей. Если я начну сейчас шляться по острову, то непослушные ноги обязательно приведут меня к обители картины. А я не хотела, чтобы она овладела мной, как овладела Херри-боем. Хватит с меня и "Всадников"...

Некоторое время я сидела на жесткой, вымокшей от брызг банке, тупо глядя перед собой. Собраться с мыслями сразу - не получалось, слишком магнетическим был окружающий пейзаж: тяжелые волны, похожие на песок, и их тяжелые гребни, похожие на вершину дюн. Если когда-нибудь Зверь и восставал из моря, то лучшего места, чем это, ему не найти.

Соблазн греха и соблазн его оправдания - Херри-бой сказал, что это совсем неплохо. Настоящий ученый - всегда философ, и Херри-бой тоже исповедует определенную философию. Его до сих пор не разъела ржавчина реальной жизни, а только из нее возникают самые простые человеческие чувства. Херри напрочь лишен их, любое движение души является для него только схемой... Легко выработать схему для убийства, но схема для жизни - это филькина грамота.

Я даже дернула подбородком - при чем здесь схема убийства, кто вообще говорит об убийстве? Видимо, я просто тронулась умом со всеми этими событиями прошлого лета. "Абсолютный эффект, и никаких следов", кажется, так было сказано в странном послании Херри-бою из Америки. То же самое происходит сейчас со мной: всегда такие бесстрастные мозги плывут по криминальному руслу и медленно погружаются в него. Возможно, скоро они потонут совсем И не оставят.....никаких следов.

Что это значит - никаких следов?..

И что значат подозрения Херри? "Как она попала к вам на самом деле"... Лавруха - дурак, кроме него, проболтаться голландцу просто некому. Никто, кроме Снегиря, меня и Жеки, не знает прежнего хозяина картины. Даже следственным органам во главе с капитаном Маричем не удалось ничего доказать...

Чтобы Великое Сидение в катере не выглядело таким уж бессмысленным, я перебралась к рулю. Ключ зажигания болтался в замке, и я рискнула попробовать запустить двигатель. У меня была совсем небольшая практика вождения речных судов - к счастью, Херри не знал об этом. После чересчур высоколобого скульптора-свана, утомившего меня этнографией и фильмами Тенгиза Абуладзе, в моей жизни появился новый поклонник: владелец прогулочного катера. Целое лето под его чутким руководством я рассекала реки и каналы Петербурга, периодически устраивая на палубе суденышка раггу для своих приятелей-художников. Эти вечеринки на воде пользовались большой популярностью, а мой морской волчишка стоически переносил перерасход топлива. Правда, я рассталась с ним, как только сезон речных прогулок закончился, но водить катер научилась.

Устроившись за рулем, я повернула ключ: лампочка аккумулятора загорелась, но движок, сделав несколько холостых оборотов, чихнул и благополучно сдох. После пятой попытки я поняла тщету своих устремлений и досадливо сплюнула прямо в Северное море. Херри прав: двигатель не работает.

Двигатель не работает, техник будет только послезавтра, а Херри-бой дал мне понять, что знает гораздо больше, чем ему положено. Чертов Снегирь, предал меня. Когда я вернусь, нам предстоит серьезный разговор. Интересно, когда я вернусь?.. Я невесело улыбнулась стойкому идиоматическому выражению, упакованному в последнюю строку известной песни. Ответ знает только Галич. Но он давно умер.

Я еще раз попыталась завести мотор - безрезультатно.

Херри-бой сам испортил мотор. После последней - шестой - попытки эта мысль поразила меня своей ясностью. Простая логика подсказывала именно этот вывод. Почему я не сделала его раньше, почему, как дура, поверила Херри?

Вчера, когда мы добрались до острова, мотор не выказывал никаких признаков хандры, он был паинькой и без всяких проблем доставил нас на место. Прошлым вечером Херри-боя вообще не интересовал мотор. Но тогда почему сегодня, еще утром, он вдруг решил покопаться в нем и опробовать его? Он ведь никуда не собирался уезжать... Зачем проверять мотор, если ты никуда не собираешься уезжать?

Я споткнулась об эту простую и ясную мысль - и мне вдруг расхотелось идти дальше: если продолжить развивать эту тему, еще неизвестно, куда она может меня завести. Хотя ответ и так ясен, не стоит даже заглядывать в конец учебника - Херри-бой хочет, чтобы я осталась на острове.

Но зачем?

Я оторвала похолодевшие руки от мокрого руля и машинально засунула их под куртку. И тотчас же ощутила в ее внутреннем кармане плоский прямоугольник. Только вытащив его из кармана, я поняла, что впопыхах надела куртку Херри вместо своей. Спутать было немудрено: обе куртки были совершенно одинаковыми.

В аккуратном плексигласовом кармашке покоился паспорт Херри.

Скорее из простого любопытства (разве существует человек, равнодушный к забытым документам другого человека?), чем преследуя какой-то умысел, я раскрыла главную бумажонку гражданина королевства Нидерланды Ламберта-Херри Якобса.

Это была та самая фотография, которую я уже видела в журнале "Вестник Британской академии". Ленивый Херри-бой не очень-то любил фотографироваться. Полюбовавшись несколько секунд на профессорские очки, я перевернула страницы. Паспорт был испещрен визами: Штаты, Япония (интересно, что делал Херри-бой в Японии?), Египет, Перу... И Россия.

Российских виз было две.

Это несколько удивило меня. Еще в июле, когда мы только познакомились с Херри-боем, он сообщил Лаврухе с Ванькой, что приехал в Россию впервые. Но его первая российская виза была датирована февралем!.. Но зачем добропорядочному Херри понадобилось так мелко врать нам? Какая разница, сколько раз ты был в России, какая разница, июль это или февраль?

Февраль... Что-то в моей жизни - в ее самом последнем отрезке - было связано с февралем. Я сжала виски пальцами, и подсказка всплыла сама собой.

В феврале умер Аркадий Аркадьевич Гольтман.

Да. Теперь я вспомнила точно. Некролог в газете, который я подсмотрела у соседа в метро, а потом встреча с его разбитым параличом страха племянником. Тогда я спросила у младшего Гольтмана об экспертах, которые могли видеть картину. Он вспомнил, что дядя приглашал нескольких. Одного даже из-за рубежа.

Из-за рубежа. А Херри-бой был еще и экспертом, не стоит забывать об этом. Возможно, его приезд в Россию был никак не связан с Аркадием Аркадьевичем, но почему Херри не сказал нам, что уже был в России? Почему он скрыл это?

Неплохо бы спросить самого Херри. Но мне почему-то не хотелось спрашивать. Если бы не дурацкий мотор, который не мог сломаться просто так... Если бы не дурацкий, специально подсушенный остров, где есть только он и я. И часть триптиха, которому он поклоняется.

И больше никого.

Летом, когда я - достаточно праздно - размышляла о возможности умышленного убийства Алексея Титова, я воспользовалась излюбленной формулировкой моих излюбленных дамских ("собакинских", сказал бы Лавруха) детективов.

Ищи, кому выгодно.

Смерть Титова была выгодна его конкурентам, здесь и к гадалке ходить не надо. Но никаких конкурентов в особняке Титова не было - только верные друзья, которых пригласил сам Титов. А битый двумя покушениями Леха был предельно осторожен.

< Назад | Дальше >