Виктория Платова "Купель дьявола"

...и я, обозленная и обалдевшая, вдруг увидела нечто. Нечто, что так подходило к ключу.

Замок.

Сначала я даже не придала этому значения и лишь несколькими минутами позже сообразила, что возможное решение может быть совсем рядом. Недаром же я так уцепилась за сцену экзекуции римского папы скорпионами.

Неожиданно мелькнувшая в самой подкорке мысль заставила меня вглядеться в нее пристальнее: рот старика в тиаре, измученного демонами, был широко открыт и подозрительно смахивал на замочную скважину: в самом примитивном ее воплощении. Кроваво-красные губы придавали ей налет изысканности и уводили от основного смысла. И все же, все же...

Оторвав взгляд от старика, я сосредоточилась на полулюдях-полускорпионах: уж очень активно их хвосты задевали лицо тиароносца.

Порнография ближнего боя, сказал бы Быкадоров. Именно этой, почти непристойной сцене выражение подходило больше всего. Я примеряла его исключительно к любовным играм, но только теперь поняла его истинный смысл.

Скорпионьи хвосты сплетались в каком-то причудливом танце, они ритмично чередовались друг с другом, они были так осмысленны...

- У вас есть бумага, Херри? - глупо спросила я.

- Конечно, - он насторожился.

- Дайте, пожалуйста...

- Вы что-то увидели? - Херри-бой с сумасшедшей надеждой посмотрел на меня.

- Еще не знаю. Дайте бумагу и ручку.

Херри метнулся к столу, стопки статей и каких-то документов полетели в разные стороны. Он вернулся через секунду и с готовностью протянул мне канцелярские принадлежности. Я улеглась прямо на фотографии и принялась переносить танец скорпионьих хвостов на глянцевую бумагу. Получилось очень похоже, недаром же я когда-то окончила художественную школу. Но, как оказалось, не обладала и миллионной долей таланта Устрицы.

Старательная копия сразу же потеряла смысл: всего лишь натуралистически изображенные членистоногие класса паукообразных.

- Ну? - выдохнул Херри-бой, пристально следя за моими манипуляциями.

- Ваш чертов художник, он действительно гений, - сквозь зубы процедила я. Херри-бой самодовольно улыбнулся.

Мои собственные скорпионьи хвосты выглядели отталкивающе, в них не было очарования расплаты за порок, и я решила избавиться от особенно вопиющих натуралистических деталей. Подавив в себе страсть к художественной копии, я взяла новый лист бумаги. Он совсем не хотел, чтобы его повторяли, Лукас Устрица, он разогнал всех своих учеников. Но он не знал, что уже после него будет барокко, рококо и классицизм. Он понятия не имел о модернизме и постмодернизме...

Поэтому - никаких излишеств и никакой отсебятины.

Я схематично нарисовала все те же скорпионьи хвосты - теперь это были совершенно простые линии: несколько штрихов, которые неожиданно сложились в некое подобие вензеля. Я упростила схему еще раз, отбросив, как мне показалось, ненужные движения. Вверх-вниз, вперед-назад, вправо-влево. И кружок посередине - вместо изогнувшегося дугой и готового ужалить хвоста.

Нет, это были не буквы - это было их слабое подобие. Я выбрала наиболее характерные, наиболее похожие на буквы штрихи. После нескольких неудачных комбинаций они сложились в совершенно бессмысленное слово. TOLLE.

Я скомкала листок и отбросила его в сторону. Энтузиазм покинул меня, а наивные усилия найти то, чего нет, казались теперь смешными.

- Ну что, Катрин? - осторожно спросил Херри-бой.

- Ничего. Мне показалось... Но я ошиблась, Херри. Поддалась массовому психозу. Вы сами виноваты.

Херри-бой взял смятый листок, аккуратно расправил его и принялся рассматривать. Слишком долго он в него пялился - так показалось мне, слишком долго, чтобы не решить загадку.

- Вы... - голос его прервался, и он посмотрел на меня. - Вы сделали это, Катрин. Вы разгадали то, над чем я бился все последнее время.

В невидящих глазах Херри-боя стояли слезы, он страшно побледнел - совсем как папа, бичуемый хвостами.

- Вы смеетесь, Херри.

- Нисколько. Вы знаете, что такое "Tolle"?

- Понятия не имею.

- Это латынь. А слово "Tolle" переводится как "Возьми"!

- Ну да! - меня прошиб мелкий пот.

- А теперь самое главное, - он снова вцепился в рукава моего свитера. Что я должен взять, Катрин? Что именно?! И где?

Я пожала плечами.

- Ну откуда же я знаю...

- Вы знаете, Катрин. Вы должны знать.

- Почему?

- А почему вы вообще выбрали этот фрагмент? Только на центральной доске таких деталей около семидесяти семи...

- Что вы говорите!

- Я могу воспроизвести их, я чувствую каждый...

- Значит, не очень чувствуете, - не удержалась я, но Херри-бой пропустил мою колкость мимо ушей.

- Вспомните, почему вы остановились именно на саранче?

Хороший вопрос.

- На какой саранче? Здесь же скорпионы, если зрение мне не изменяет....

- Катрин! Для этого нужно хоть немного знать Книгу откровений. Пятая труба ангела возвещает о начале падения в бездну. А саранча нападает на каждого, кто не отмечен божьей печатью. В живописи ее изображения различны, Лукас ван Остреа прибег к такому ее воплощению...

- Скорпионы?

- Да. Почему вы выбрали их?

- Да нет, не их. Все дело в папе, в его тиаре и в его лице.

- А что в них особенного?

Да, Херри-бой, ты совсем оторвался от реальности, если уж считаешь, что в лице человека, пропитанного скорпионьим ядом, нет ничего особенного...

- Вы достали меня бреднями о ключе, Херри... И мне пришлось напрячься...

- Вы знаете, где он?

- Нет. Где ключ, я не знаю... Но, кажется, знаю, где замок. И если вы действительно знаете латынь и перевели слово...

- Я знаю латынь. И перевел слово правильно.

- Так вот, это ваше латинское "Возьми!" может относиться не только к ключу, но и к замку. Смотрите.

Я снова взяла чистый лист и нарисовала лицо папы - теперь я не заботилась о сходстве, для меня была важна схема. В этот раз все получилось гораздо лучше: во всяком случае, разорванный криком рот папы теперь уже окончательно приобрел вид замочной скважины.

< Назад | Дальше >