Виктория Платова "Купель дьявола"

- Каких денег?

- Один мой приятель ей отвез... Семьсот долларов. За батик... Сказал, что продали.

- Действительно продали? - я с сомнением посмотрела на Снегиря. Последнее время Жека увлеклась росписью по шелку. Ее батики я называла интеллектуальными - уж слишком тонкими, слишком чувственными они были. На такие глубокие и настоящие вещи покупателей всегда находится немного...

- Кой черт продали... Не продали, конечно. А у нее положение, сама понимаешь. Деньги просто так она взять отказывалась, ты же знаешь, как она к этим деньгам относилась... Вот я приятеля и послал сказать, что клиент платит сразу и еще сделает пару заказов. Знаешь, как она обрадовалась!

- Ты сказал об этом?

- Пришлось... Но я сказал, что просто одолжил, а то пришлось бы клиента им показывать... Она ведь уже ничего не узнает.

- А деньги?

- Денег при ней не было. Так, мелочь какая-то... А дома только двести баксов осталось.

Если бы ты знал, Снегирь, как я сама хочу знать ответ, если бы ты только знал. Бессмысленное убийство, совершенно бессмысленное. Из-за пятисот долларов. Она наверняка пошла в обменник, и кто-то уже там вычислил, что она меняет крупную сумму. Или хочет поменять. Кто-то высокий и довольно симпатичный, поджарый брюнет, как раз в Жекином вкусе. Он мог заговорить с ней и сразу ей понравиться. Все Жекины мужики нравились ей сразу... А потом... Я даже боялась думать о том, что было потом. Кому могла помешать кроткая безобидная Жека? Неужели нельзя было просто обмануть ее, взять деньги - и все?.. Я вдруг вспомнила наш разговор двухмесячной давности. Тогда, на измученной солнцем зеленогорской даче, она сказала нам с Лаврухой... Что же она сказала? "Я чувствую, что эта картина принесет нам много бед". Ты как в воду глядела, бедная Жека. Самая страшная беда уже пришла. Стоило мне только уехать в Голландию...

Голландия. Мертвый город Остреа. Херри-бой. И безумное "Возьми!" Лукаса Устрицы.

Я почти поверила в существование Зверя, но Апокалипсис и жатва мира, сонмы праведников и грешников оказались ничем по сравнению со смертью одного-единственного живого существа. Маленькой безбровой художницы Жеки...

Зачем кому-то понадобилось убивать ее? И была ли ее смерть случайной?.. ***

Жеку похоронили на Ново-Волковском кладбище. Все эти несколько дней до похорон прошли как в бреду. Я моталась по конторам и собирала все необходимые бумажки. Я разговаривала со следователем, уставшим от жизни пожилым человеком, который ненавидел и Жеку, и это уголовное дело. С самого начала оно перешло в разряд "висяков". Никаких улик на месте преступления, никаких свидетелей, никаких отпечатков, абсолютная бессмысленность убийства. Лавруха сказал мне правду - кошелек Жеки так и остался лежать в ее плаще. Пять рублей мелочью. Жека никому не писала писем, круг ее общения был чрезвычайно узок: дети, соседка по даче, мы с Лаврухой и несколько клиентов, интересующихся батиком.

Похоже, Жека даже не сопротивлялась. Смертельным оказался лишь последний удар; нож так и остался торчать в ее груди - убийца не смог вытащить его, хотя и пытался. Самый обыкновенный кухонный нож из псевдоитальянского рыночного набора. Только у меня на кухне их валялось несколько штук: они быстро тупились и почти не поддавались заточке... Следователь нудно расспрашивал меня, были ли у потерпевшей враги, но все происшедшее мало походило на хладнокровное, заранее продуманное убийство: слишком уж беспорядочные, слишком яростные удары обрушились на хрупкое тело Жеки.

Я подтвердила, что Жека всегда платила по счетам своего приятеля Лаврентия Снегиря. Именно поэтому его квитанции оказались во внутреннем кармане ее плаща.

- Действовал явно не профессионал, - сообщил мне следователь. - Мы вас вызовем, если будет необходимость.

...Церемония прощания прошла скромно. Кроме меня и Лаврухи, было еще несколько однокурсников по академии - из тех, кто окончательно не спился. Из тех, кто не уехал на Запад. Из тех, кто так и не преуспел в рыночном разнообразии стилей. Всю панихиду я продержала двойняшек за капюшоны курток. Маленькие Лавруха с Катькой так до конца и не поняли суть происходящего. Они еще не знали, что существует смерть. Они отвлекались на ворон, обсевших ветки сухого тополя, на матово поблескивающие хоботы двух фаготов и тихую скрипку (Лавруха пригласил трех своих приятелей, безработных музыкантов, чтобы проводить Жеку под звуки "Stabat mater" Перголези, - вещи, которую она любила больше всего).

Все внутри меня закаменело. Как сквозь пелену я видела лицо Жеки, почти спокойное и безмерно удивленное. Странно, что при жизни я никогда не замечала крохотную родинку у нее на щеке и такой же крохотный шрам у подбородка.

Это была первая потеря в моей жизни - и я оказалась к ней не готова.

Сейчас крышку гроба заколотят, и я больше никогда не увижу свою Жеку. Никогда. Я не буду пить с ней пиво на маленькой кухоньке в Купчине, я не потащусь с ней в "Кристалл-Палас" на бездарный "Титаник" с бездарным Леонардо ди Каприо. Я не буду иронически хмыкать, выслушивая истории о ее робких целомудренных влюбленностях... Я не буду... Никогда...

Лавруха подтолкнул меня под локоть:

- Иди, попрощайся, Кэт...

Я поцеловала Жеку в холодный восковой лоб и с трудом отняла от него свои собственные губы - такие же холодные и налитые свинцом. Ты была права, Жека, ты была права. Лето начиналось совсем иначе. Даже осень не предвещала ничего дурного. Но ты предчувствовала, Жека... Прости меня, пожалуйста, если сможешь...

- Прости меня, Жека.

Лавруха поддержал меня, иначе я просто бы упала: прямо у гроба.

- Прости меня, прости меня...

- Успокойся, Кэт, ты ни в чем не виновата, - Снегирь с трудом оторвал меня от Жеки.

- Ты не знаешь, Снегирь... Нет, не так. Ты знаешь все... Это мы...

- Не здесь, Кэт... Если хочешь, потом поговорим. Выпьем и поговорим, кажется, мы с Лаврухой поменялись местами.

Все эти два дня он был совершенно невменяем, и организация похорон полностью легла на меня. Теперь, когда все было кончено, силы снова вернулись к нему. Вот только меня эти силы оставили окончательно. Все-таки мы слишком связаны с Лаврухой: в одном месте убыло - в другом прибыло. Сообщающиеся сосуды.

- Тетя Катя, тетя Катя! - Катька-маленькая дернула меня за рукав. - А мама умерла, да?

Я присела на корточки и крепко прижала к себе худенькое тельце девочки. От Катьки-младшей остро пахло вымытыми волосами и ванильным печеньем: теми запахами, которые всю жизнь преследовали Жеку и которые я так любила.

- Мама не умерла. Мама ушла на небо... Ты же знаешь, Катюша...

- Я знаю, бог всех забирает на небо.

- Теперь мама будет смотреть на тебя с самого красивого облака. Ты найдешь самое красивое облако на небе, и там обязательно будет мама. И она тебя увидит. Она все видит.

- И сейчас?

- И сейчас...

- А почему у мамы глаза закрыты, тетя Катя? Нельзя видеть, если глаза закрыты, я сама пробовала. Ничего не получилось...

Я беспомощно смотрела на девочку. Я не умела разговаривать с детьми, дети всегда заставали меня врасплох.

- Тетя Катя, можно я скажу тебе что-то по секрету?

- Конечно, девочка.

Катька-младшая взяла меня за руку липкой от конфет ручонкой (конфеты сунул двойняшкам Лавруха) и отвела за ближайший склеп.

- Что, моя хорошая? - спросила я. Сердце мое разрывалось от любви и жалости.

Катька наморщила такие же белесые, как у матери, брови и очень серьезно спросила:

- Тетя Катя... А если я попрошу у бога, чтобы он отпускал маму на выходные... На субботу и воскресенье, когда мы не в саду... Он ведь сделает это? Он отпустит маму? Он ведь добрый, так все говорят... Не надо плакать, тетя Катя...

Подошедший сзади Лавруха-младший обхватил меня за шею и жарко зашептал на ухо:

- Я хочу в туалет, тетя Катя...

- Вот что. Иди к дяде Лаврентию, и он что-нибудь предпримет по твоему спасению.

Лавруха-младший, косолапя и осторожно ставя ботинки на уже опавшие листья, побрел к Снегирю. А я поправила Катьке шарф, вытерла платком запачканные конфетами пальцы и прямо за своей спиной услышала голос:

- Здравствуйте, Катерина Мстиславовна!..

Этот голос я узнала бы из тысячи - так сильно он мне надоел за период нашего недолгого знакомства.

Марич.

Я резко обернулась. Конечно же, это был Кирилл Алексеевич собственной персоной. Пижонское пальто, пижонское кашне, пижонские ботинки. Совсем неплохо оплачивается работа в следственных органах, нужно признать.

- Хоть сегодня могли бы оставить меня в покое, капитан, - бросила я.

- Я понимаю ваши чувства, - он сделал примирительный жест рукой. Соболезную...

< Назад | Дальше >