Виктория Платова "Купель дьявола"

- Иначе я просто умру, Снегирь, - совершенно искренне сказала я. - Я должна знать. Я слишком долго мучилась и теперь имею право на вознаграждение.

- Ты хочешь торт? - Снегирь забрался на стол и свесил ноги. Еще в академии он обожал сидеть на столах. - Очень вкусный. "Птичье молоко".

- Ты знаешь, чего я хочу, Снегирь... Расскажи мне. Порази меня красотой замысла. Я сумею оценить его. Ты же знаешь... Прерафаэлиты - это красиво. И Лукас Устрица тоже. Я знаю толк в красоте.

Лавруха отхватил огромный кусок торта. Зачарованная, я смотрела, как движутся его челюсти. Его чертовы хелицеры, перемоловшие не одну живую душу.

- Все очень просто, Кэт. Я слушал ту лекцию на четвертом курсе. О Лукасе Устрице. Обо всех этих мистических сплетнях, которыми была окружена его жизнь. О людишках, которые дохли, как мухи, от его картин. И секрет его красок, который был утерян навсегда... А может быть, он добавлял в их состав какие-то травы? Какие-то вещества, о которых знал только он? Что-то вроде растительных ядов... Ты как думаешь? - Снегирь подмигнул мне.

- Я... Я не знаю...

- И никто не знает. Это всего лишь мое предположение, Кэт. Иначе смерть его заказчиков не объяснить никак...

- И ты...

- Я попробовал пойти по его следам. Только у меня были другие сильнодействующие средства.

Снегирь спрыгнул со стола и подошел к своим банкам с плотно притертыми крышками. Банкам, которые он привез когда-то из обожаемой им Мексики. Снегирь постучал согнутым пальцем по их стеклянным и глиняным бокам. И принялся перечислять.

- Трава злого Христа... Трава бога смерти Миктлантекутли... Трава еще одного бога преисподней - Тлальтекутли. Ацтеки ушли, потому что узнали о смерти все... А когда ты знаешь о смерти все, становится скучно жить... Правда, Кэт...

- Так ты...

- Ну конечно... Я жрал маис и тортильи, я заливался пульке ... И ползал в горах, сельве и этих клятых тропических лесах... Я узнал такое... ты даже не можешь представить себе... Я такое ощутил... Ни один хилый азиатский наркотик с этим не сравнится, Кэт... Я уеду в Мексику и очень скоро.

- А как же Париж и Барселона? - тихо спросила я.

- А ты сможешь полететь со мной в Париж, после того, что написала на полу эта набитая дура?..

Снегирь не стал выслушивать мой ответ, его совсем не интересовал мой ответ. Он приоткрыл одну из баночек и мечтательно раздул ноздри.

- Трава злого Христа. Отличная вещь, если правильно приготовить. Не хочешь нюхнуть?..

- Что-то не горю желанием.

- Возьми, - он протянул банку мне. - Ты же хотела все знать...

Стараясь сдержать бьющееся в горле сердце, я взяла банку: скукоженные черные листья, напоминающие шкурки ящериц, и слабый запах миндаля.

- Они не опасны, Кэт... Пока не опасны... Но стоит только смешать их в определенных пропорциях и приготовить экстракт... Я убил на это четыре года. Я добивался разных эффектов. А потом в десятки раз увеличивал дозы компонентов...

Так вот чем занимался Снегирь в своей мастерской, когда не писал обнаженку, сухие цветы и зимние пейзажи... Так вот откуда эти постоянные мертволицые латиносы... Я сжала спинку кресла так, что побелели костяшки пальцев.

- Ты боишься? - ласково спросил Снегирь. - Ты все еще готова идти до конца, Кэт?

- Конечно, - я поборола тошноту и позволила себе улыбнуться Лаврухе.

- Этот старый хрыч, Аркадий Аркадьевич Гольтман, пригласил меня в феврале. Ванькина наводка, он обожает прикидываться экспертом. Ванька тогда был занят, поэтому поехал я. И сразу понял, что ей цены нет, этой картине. Ты ведь тоже поняла это, когда увидела ее. Тогда я не знал еще, что это Лукас Устрица, я только потом догадался об этом. Когда увидел заколку на плаще Девы Марии. Старику не повезло: он был специалистом по барокко и ни черта не смыслил в Северном Возрождении... Я прокололся только один раз если, конечно, не считать Жеки... Я ляпнул старику, что это никак не меньше пятнадцатого века. Старик страшно загорелся - уж больно хороша была Мария... Ты - ты! - была хороша... Так вот, он сказал, что сейчас в Питере на каком-то там симпозиуме должен быть один голландец, специалист по пятнадцатому веку. Херри-бой, кто же еще... Наш пострел везде поспел.

Херри-бой! Так вот почему в его паспорте стояла февральская виза... Какая же я дура, черт возьми! Херри-бой был самым безобидным персонажем во всей этой истории, а я умудрилась навешать на него всех собак...

- Можешь себе представить, если бы этот хмырь увидел Деву Марию? Плакала бы моя доска...

- И ты сделал это.

- Точно. Я опробовал свой экстракт. Умная девочка. Доза была не смертельной, но старику хватило... У него было слабое сердце.

- Но почему...

- Почему он так прикипел к картине? Это же не просто быстро разлагающийся на свету яд. Он вызывает очень сильные галлюцинации. - Снегирь осклабился. Эротического характера. Вот так-то, душа моя. Никаких порнокассет не надо.

- И что же ты сделал?

- Ничего. Просто принес с собой небольшую бутылочку. И смазал ею некоторые участки картины. Я бы сказал - интимные. Об эффекте тебе красочно поведал племянничек. А ты потом - мне, как соучастнику. Продолжать?

- Конечно, - я облизнула пересохшие губы.

- Потом наш друг Быкадоров. Это только вы, две влюбленные дуры, не знали, чем он занимается. А мы поняли друг друга, как только раздавили первую бутылку водки. А потом я написал его портрет, перед которым ты просиживала часами...

- Так это ты навел Быкадорова на коллекцию?

- Твой покорный слуга, - Снегирь тряхнул головой и щелкнул каблуками. Он и раньше выполнял кое-какие заказы для меня. Вор он был от бога, что и говорить... А потом мы с Ванькой Бергманом...

- И Ванька?

- Нет, что ты... Честнейший человек, не чета нам с тобой. Он не знал ничего. Просто реставрировал кое-какие доски. Вот и все. Быкадоров эту картину подмел. И принес ее мне в зубах. Больше ничего меня не интересовало.

- И вы встретились у Жеки, которая сидела за городом?

- Ну, не к тебе же было его везти. Ты-то всегда дома. При галерее. А я вообще числился в Псковской области, если ты помнишь...

- Помню.

- А мне, грешному, очень хотелось посмотреть, как действует моя настоечка на здоровую мужскую особь. Кое-что подправил, кое-что прибавил. Травы злого Христа на пару унций больше, травы Тлальтекутли на пару унций меньше. Что из этого получилось, ты видела сама.

- Такты...

- Ну да, я смазывал поверхность картины. Эффект как от эфира или эфирных масел, только площадь охвата гораздо более широкая.

- Я не почувствовала никакого запаха...

- Это же ацтеки, Кэт. Мистическая культура, древние рецепты. Все выветривается в течение десяти минут максимум. И концов не найдешь. Кстати, если бы эти лохи догадались провести экспертизу...

- То что? - От признаний Лаврухи у меня кружилась голова.

- То ничего бы не нашли. Сечешь поляну? Абсолютное оружие.

- А одежда? Почему он был без одежды?

- Сам сбросил. Я же говорю, в основе - голый эротизм. Плюс колоссальная нагрузка на сердце. Плюс боязнь открытых пространств... Забыл, как называется...

- Агорафобия, - загробным голосом подсказала я.

- Точно. Целый букет. Я перед тем, как уйти, одежду подобрал. Думал, пивка попью и через полчаса вернусь. Взгляну на дело рук своих. Так нет же, Жеке приспичило вернуться с дачи во внеурочный час. Сидела же до этого безвылазно... Чуть в дверях не столкнулись...

Теперь мне стало ясно, почему картина исчезла с чердака, куда спрятал ее мнительный Иосиф Семенович. Ее нашли, потому что ее искали. Нет, не так: ее нашли, потому что искали именно ее...

- ...Потом ты прикатила. Я даже не думал, что мне так с тобой повезет.

< Назад | Дальше >