Орсон Скотт Кард "Сказание о Мастере Элвине"

"Я считаю, что он не умрет добровольно."

"Я умираю не по своей воле."

"Именно поэтому ты найдешь способ выжить."

Алвин несколько секунд молчал. "Я вот что думаю. Насчет того, что я буду делать, если выживу. Это насчет того, как я почти вылечил свою ногу. Я уверен, что могу это делать и с другими людьми. Я могу класть на них руки и чувствовать, что творится у них внутри, а потом приводить их в порядок." "Они, все эти люди, которых ты вылечишь, будут любить тебя." "Мне кажется, первый раз это было труднее всего и я был не совсем в силах, когда сделал это. Уверен, с другими я смогу это делать быстрее." "Может быть. Но даже, если ты будешь лечить сотню больных каждый день, потом перебираться в другое место и лечить еще сотню, все равно десять тысяч людей будет умирать, не дождавшись твоей помощи, и к тому времени, как умрешь ты сам, даже те, кого ты вылечил, будут в большинстве своем мертвы." Алвин отвернулся. "Если я знаю, как лечить их, я буду лечить, Сказитель."

"Ты должен лечить их, всех кого сможешь," сказал Сказитель. "Но дело твоей жизни в другом. Алвин, люди - это как кирпичи в стене. Ты ничего не добьешься, если будешь чинить крошащиеся кирпичи и только. Лечи тех, кто окажется у тебя под рукой, но твоя главная задача куда глубже, чем целительство."

"Я знаю как лечить людей. Но я не знаю, как победить Раз...

Разрушителя. Я даже не знаю, что он такое."

"Тут уж ничего не поделаешь, раз ты единственный, кто может его видеть, то только у тебя есть хоть какая-то надежда победить его." "Может, и у меня ее нет."

Еще одна пауза. Сказитель знал, что ему пора идти.

"Погоди".

"Мне уже пора уходить."

Алвин схватил его за рукав "Подожди еще."

"Ну, разве только немного."

"Хотя бы - хотя бы дай мне прочесть, что написали другие." Сказитель открыл свою сумку и вытащил пакет с Книгой. "Я не обегаю тебе, что смогу объяснить, что они имели в виду," предупредил Сказитель, вынимая книгу из ее водонепроницаемой упаковки. Алвин быстро отыскал последние, новейшие записи. Почерком его матери: "Вигор талкнул сучок и не памирал пока малчик не радился."

Рукой Дэвида: "Мелнишный камень раскалолся на два и слажился бес тресчины".

Рукой Калли: "Сидмой сын".

Алвин поднял голову: "А знаешь, ведь он говорит не обо мне".

"Знаю", сказал Сказитель.

Алвин опять посмотрел в книгу. Рукой отца в ней было написано: "Он не убил малчика, потому што появился низнакомец". "О чем это Папа?", спросил Алвин.

Сказитель забрал книгу у него из рук и закрыл ее. "Попытайся вылечить свою ногу", сказал он. "Это важно не только для тебя, но и для многих-многих других. Помни, ты делаешь это не для себя!"

Он наклонился и поцеловал мальчика в лоб. Алвин приподнялся и обхватил его обеими руками, повиснув на нем так, что Сказитель не мог распрямиться, не вытащив мальчика из кровати. Через некоторое время Сказитель был вынужден поднять руки и оторвать Алвина от себя. Его щека была мокра от слез мальчика. И он не стал вытирать их. Пусть ветер осушит эти слезы, когда он побредет по промерзшей дороге, мимо простирающихся вокруг полей полурастаявшего снега.

Около второго крытого моста он на секунду остановился. Этого мига хватило ему для того, чтобы задуматься, вернется ли он сюда когда-нибудь и увидит ли их опять. И будет ли у него в Книге запись Алвина-младшего. Будь он пророком, он знал бы это наверняка. Но сейчас он не имел об этом ни малейшего представления.

И он зашагал, направляясь навстречу утру.

Глава 13 ОПЕРАЦИЯ

Гость с удобством развалился на алтаре, облокотившись на него своей левой рукой, что выглядело довольно развязно. Преподобный Троуэр как-то видел такую же бесцеремонную позу у одного заезжего щеголя из Камелота, распутника, явно презиравшего все то, что было свято для пуританских церквей Англии и Шотландии. Так что Троуэру было сильно не по себе от этого зрелища. "Но почему?", спрашивал Гость. "Если единственно возможный путь справиться со своими плотскими страстями для тебя - это сидение на своем стуле сдвинув колени, осторожно положив на них руки и сплетя пальцы, то это вовсе не означает, что я должен делать то же самое". Троуэр пришел в замешательство.

"Можно ли осуждать меня всего лишь за мысли?" "Можно, если твои мысли осуждают мои действия. Берегись гордыни, друг мой. Не считай себя достаточно праведным, чтобы позволить себе судить ангелов".

Ангелом Гость назвал себя впервые.

"Я никем себя не называл. Ты должен научиться держать в узде свои мысли, Троуэр. Слишком уж легко ты делаешь выводы". "Зачем ты пришел ко мне?"

"Все дело в том, кто изготовил этот алтарь", сказал Гость. Он пощелкал по одному из крестов, выжженных Алвином-младшим по дереву. "Я сделал все, что мог, но мальчик безнадежен. Он сомневается во всем и обсуждает теологические вопросы так, будто к ним применимы те же законы логики и причинно-следственных связей, что действуют в мире науки". "Другими словами, он пытается разыскать какой-нибудь смысл в твоих доктринах".

"Он не склонен воспринять идею, что некоторые веши содержат в себе тайну, постижимую лишь Богом. Когда он встречается с многозначностью, то становится дерзким, а парадокс вызывает в нем открытый бунт". "Нахальный ребенок".

"Хуже я еще не встречал", сказал Троуэр.

Глаза Гостя вспыхнули. Троуэр почувствовал внезапное стеснение внутри.

"Я пытался", сказал Троуэр. "Я пытался обратить его к службе Господу.

< Назад | Дальше >