Орсон Скотт Кард "Сказание о Мастере Элвине"

"Я свидетельствую как возлюбивший Господа Иисуса," начал Армор, но Миллер не дал ему закончить эту речь, схватив одной рукой за плечо, другой за ремень штанов и развернув лицом к двери.

"Будет лучше, если кто-нибудь откроет дверь," загремел Миллер. "Или прямо в ее середине окажется огромная дыра!"

"Что ты намерен сделать, Алвин Миллер!" закричала жена.

"Изгнать отсюда дьявола!" крикнул Миллер. Калли широко распахнул дверь.

Миллер выволок своего зятя на порог и пнул его так, что тот вылетел вон. Крики возмущения, издаваемые Армором, захлебнулись в снегу, и дальнейшее помешал услышать Миллер, крепко закрыв дверь на засов. "Ну ты и молодец," сказала Фэйт. "Выбросил из дома мужа собственной дочери."

"Просто я сделал то, чего, как сказал он, хочет Бог," сказал Миллер и его взгляд остановился на священнике.

"Армор говорил только от своего имени," мягко сказал Троуэр. "Если ты поднимешь руку на человека в рясе," сказала Фэйт. "то остаток своей жизни тебе придется спать в холодной постели." "Я не собирался трогать этого человека," сказал Миллер. "но я считаю, что раз я не суюсь к нему, то и ему лучше держаться подальше от моего дома." "Вероятно, вы не верите в силу молитвы," сказал Троуэр. "Я думаю, дело в том, кто читает молитву и кто к ней прислушивается," сказал Миллер.

"Даже если это так," сказал Троуэр. "Ваша жена придерживается веры Иисуса Христа, в которой я был обучен и рукоположен в священники. Это ее вера, это также и моя вера, поэтому с моей точки зрения прочтение молитвы у постели больного ребенка может стать эффективным средством излечения". "Если в своей молитве вы используете такие слова", сказал Миллер. "то вряд ли Бог понимает, о чем идет речь".

"Хотя вы и не верите, что эта молитва может помочь", продолжал Троуэр.

"Она никак не сможет повредить, не так ли?"

Миллер посмотрел на свою жену, и потом опять на Троуэра. У того не было сомнений, что, не будь здесь Фэйт, он сейчас валялся бы в снегу около Армора-оф-Года. Но Фэйт была здесь и уже применила угрозу Лисистраты. Если у мужчины родилось четырнадцать детей, это уж точно означает, что постель его жены обладает определенной притягательностью для него. Миллер сдался. "Что ж, давайте", сказал он. "Только не надо надоедать мальчику слишком долго". Троуэр благодарно кивнул. "Не более нескольких часов", сказал он. "Минут!", заупрямился Миллер. Но Троуэр уже направлялся к двери у лестницы, и Миллер не двинулся с места для того, чтобы помешать ему. Теперь, если он того пожелает, в его распоряжении часы, которые он может провести с мальчиком. Священник закрыл за собой дверь. Не стоит предоставлять этим язычникам возможность вмешаться.

"Алвин", сказал он.

Алвин вытянулся под одеялом, его лоб блестел от пота. Глаза его были закрыты. Через какое-то время он смог открыть рот. "Преподобный Троуэр", прошептал он.

"Он самый", сказал Троуэр. "Алвин, я пришел помолиться за тебя, чтобы Господь освободил твое тело от терзающего его дьявола". Около минуты тянулось молчание, как будто словам Троуэра нужно было время, чтобы дойти до мальчика и вернуться назад в виде ответа. Потом Алвин сказал: "Нет дьявола".

"Трудно ожидать, чтобы ребенок был хорошо осведомлен в делах религии", сказал Троуэр. "Но я должен сказать тебе, что исцеления удостаиваются лишь те, чья вера тверда". После чего он посвятил некоторое время пересказу истории о дочери сотника и притчи о женщине, страдавшей кровотечением, остановившемся после прикосновения к одежде Спасителя. "Вспомни, что сказал он ей. "Вера исцелила тебя", так он сказал. Так и в твоем случае, Алвин Миллер, твоя вера должна быть крепка, чтобы Господь исцелил тебя". Мальчик не отвечал. Троуэра, призвавшего на помощь все свое красноречие, несколько обидело то, что мальчик скорее всего уснул. Он протянул указательный палец и ткнул Алвина в плечо. Алвин отодвинулся. "Я слышал вас", сказал он. Плохо, что мальчик остался столь же замкнутым, даже услышав светоносное Слово Господне. "Ну и?", сказал Троуэр. "Ты веришь?" "Во что", прошептал мальчик.

"В молитву! В Бога, который исцелит тебя, если только ты сможешь смягчить его сердце".

"В Бога", прошептал он. "Верю".

Этого могло бы быть достаточно. Но Троуэр был слишком хорошо знаком с историей религии, чтобы не попытаться добиться больших подробностей. Признания веры в Божественность было явно недостаточно. Было много разных вер в Бога и все они, кроме одной, были ложными. "В какого Бога ты веришь, Алвин-младший?"

"В Бога", сказал мальчик.

"Даже язычник Мор поклонялся черному камню Мекки и называл его Богом! Веришь ли ты в истинного Бога и правильно ли ты веришь в Него? Нет, я понимаю, ты слишком слаб и болен, чтобы объяснить мне свою веру. Я помогу тебе, юный Алвин. Я буду задавать тебе вопросы, и ты будешь отвечать "да" или "нет".

Алвин тихо лежал в ожидании.

"Алвин Миллер, веришь ли ты в Бога, у которого нет тела и нет страстей? Великого нерукотворного Творца, Чье средоточие повсюду и Чью протяженность найти невозможно?"

Перед ответом мальчик помедлил, размышляя. "Мне это все кажется бессмысленным", сказал он.

"Эти материи не рассчитаны на понимание облеченным в плоть разумом", сказал Троуэр. "И я всего лишь спрашиваю тебя, веришь ли ты в Того, кто сидит на Безграничном Троне. Самодостаточное Существо, которое столь велико, что заполняет Собой всю Вселенную, и в то же время столь всепроникающе, что Оно живет и в твоем сердце".

"Как он может сесть на то, что безгранично?", спросил мальчик. "Как может такая огромная штука поместиться в моем сердце?" Мальчик был определенно слишком невежественен и простодушен, чтобы понять сложный теологический парадокс. И все же, ставкой тут была не только жизнь, или даже душа, - а все те души, которые, как утверждал Гость, этот мальчик погубит, если не будет обращен в истинную веру. "Ведь это же прекрасно", с чувством сказал Троуэр. "Бог вне пределов нашего понимания; и все же, полный бесконечной любви, Он приходит спасать нас, невзирая на наши невежество и глупость".

"Разве любовь - это не человеческое чувство?" "Если тебе нелегко понять идею Бога", сказал Троуэр. "То позволь мне задать еще один вопрос, который, возможно, раскроет тебе глаза. Веришь ли ты в бездонную адскую Геену Огненную, где грешники страдают в пламени, но никогда не сгорают? Веришь ли ты в Сатану, врага Господнего, вожделеющего похитить твою душу и заточить ее в своем царстве, чтобы вечно мучить тебя?" Мальчик, казалось, несколько оживился, повернув голову к Троуэру, хотя глаз при этом так и не открыл. "Я бы мог поверить во что-нибудь подобное," сказал он.

Вот оно что, подумал Троуэр. Какой-то опыт общения с дьяволом у мальчика есть. "Видел ли ты его, дитя мое?"

"А как выглядит ваш дьявол?" прошептал мальчик. "Это не мой дьявол," сказал Троуэр. "И если бы ты внимательно слушал во время службы, то знал бы это сам, потому что я многократно его описывал. Там, где у человека на голове волосы, у дьявола бычьи рога. Там, где у человека руки, у дьявола медвежьи когти. У него козлиные копыта и голос его как рев разъяренного льва."

К изумлению Троуэра, мальчик улыбнулся и его грудь беззвучно вздрогнула от смеха. "И вы еще называете нас суеверными," сказал он. Троуэр никогда бы не поверил в то, что дьявол способен столь прочно завладеть душой ребенка, если бы не увидел, как мальчик смеется от удовольствия при описании чудовиша-Люцифера. Этот смех должен быть остановлен! Это оскорбление Господа!

Троуэр с размаху опустил свою Библию на грудь мальчика, заставив Алвина резко выдохнуть воздух. Затем, нажав рукой на книгу, почувствовал, что из него так и рвутся вдохновенные слова. И он вскричал, вложив в свой голос столько страсти, как никогда в своей жизни: "Сатана, во имя Господа я изгоняю тебя! Я приказываю тебе покинуть этого мальчика, эту комнату и этот дом навсегда! Никогда более не пытайся овладеть душой в этом месте, а не то сила Господня разрушит твои адские владения вплоть до отдаленнейших их пределов!"

Последовала тишина. Которую нарушало лишь дыхание мальчика, которое, казалось, было затруднено. В комнате царил такой покой, и изнемогший Троуэр чувствовал такую правоту в собственном сердце, что ему показалось, что дьявол убоялся его проклятия и убежал прочь.

"Преподобный Троуэр," сказал мальчик.

"Да, сын мой?"

< Назад | Дальше >