Елизавета Кожухова "Искусство наступать на швабру"

От этих кошмаров инспектора освободил голос господина Романова, совмещавшего Карабаса Барабаса и Тортилу.

-- Вы так стонали, -- озабоченно говорил порноиздатель. -- Я уж решил, что и с вами что-то случилось.

-- А, нет, ничего, -- пришел в себя Столбовой. -- Спасибо, что разбудили.

-- А у меня к вам дело. -- Господин Романов извлек из-под бороды небольшой пакетик, адресованный Карабасу Барабасу. -- Это мне только что передал охранник, будто бы кто-то принес и оставил у входа. Я решил сам не открывать, а только вместе с вами.

-- Правильно решили, -- одобрил Столбовой. -- Вскрывайте.

Карабас Барабас снял обертку и открыл скрывавшуюся под ней картонную коробочку. Через миг ампирные стены коридора огласились не совсем нормативной лексикой -- так адресат откликнулся на действие мышеловки, спрятанной в коробочке. Столбовой, подтянув пьеровские рукава, помогал Романову освободить палец из капкана.

-- Что за глупые шутки! -- прорычал Карабас, потирая бородой пострадавший палец.

-- Это нам предстоит выяснить, -- невозмутимо ответил инспектор.

"x x x"

Ровно без четверти шесть утра господин Грымзин открыл дверь гостиной и впустил туда актеров. Первым, что они увидели, был Буратино, сладко спавший на сдвинутых стульях. От голосов Дубов проснулся:

-- А? Что? Да, я тут малость заснул. А что делать -- всю ночь на ногах...

-- Господа, приступаем к репетированию последней и заключительной мизансцены, -- возвестил Святославский. -- Не забудьте, что она несет на себе главный груз экзистенциально-концептуальной невостребованности...

Пока режиссер развивал свои гениальные идеи, Столбовой уединился с Дубовым и сообщил о последнем сюрпризе -- мышеловке для Карабаса.

-- Еще одна загадка? -- задумался детектив. -- А может, наоборот -- все потихоньку начинает становиться на свои места?

-- А как ваши успехи, Василий Николаич? -- поинтересовался Столбовой.

-- О, мои успехи! Мои успехи, Егор Трофимыч... -- Но рассказать о своих успехах Дубов не успел, так как режиссер попросил Буратино и Пьеро приготовиться к выходу на сцену.

А на сцене перед картиной горящего очага понурясь сидели Папа Карло и Джузеппе -- Сизый нос. Папа Карло чинил шарманку и привычно бормотал:

-- Хочешь -- не хочешь, а жить надо... И еще руководить антиалкогольным обществом, и вести борьбу с гомосексуальными меньшинствами, засевшими в высших эшелонах власти... Говорят, есть одна страна на свете, где ветераны творческих профессий живут в покое и довольстве на одну пенсию, и им не приходится таскаться по дворам с шарманкой...

-- Но эта страна -- явно не Кислоярская Республика, -- ехидно вставил Сизый нос.

-- А где она, эта страна? -- горестно вздохнул Папа Карло.

Но Джузеппе не успел ответить, так как дверь в залу медленно раскрылась, а следом за ней широко раскрылись рты и глаза всех присутствующих, ибо на пороге, шатаясь, как тростник на ветру, возникла первая лиса Алиса -- не совсем невредимая, но все-таки живая. Она была все в том же лисьем костюме, в котором ее застигла смерть, но с накинутым поверх него грязным белым халатом.

-- Наденька, это вы! -- Детектив Дубов подбежал к Алисе и бережно усадил ее в кресло.

-- Это ужасно, -- прошептала Надя. -- Последнее, что я помню -- как получила чем-то тяжелым по голове. А потом... -- Алиса задрожала и откинулась на спинку кресла. -- А потом, уже там... там...

-- В морге? -- подсказал Буратино.

-- Так это был морг!.. О, боже мой...

-- Ну, и что же в морге? -- живо заинтересовался Ибикусов-Базилио, доставая из-под хвоста репортерский блокнот.

-- И в морге какой-то тип, от которого несло, как от винной бочки, пытался меня зарезать вот таким ножом!

-- А, так это же доктор Cерапионыч! -- облегченно воскликнул Дубов. -Наденька, не держите на него зла -- он выполнял свои медицинские обязанности, то есть совершал ваше вскрытие.

-- Надо же -- а я и не знала, -- опечалилась Надя. -- Ударила его, схватила этот халат... И побежала сюда...

-- Главное, что вы живы, -- ласково сказал Дубов. -- Наденька, вы лучше прилягте, отдохните, здесь с вами ничего не случится... Ах, какое счастье, какое счастье...

-- Я принесу теплое одеяло и что-нибудь согревающее натуру, -- сказал Грымзин.

-- Да, что-нибудь... Пожалуйста... -- прошептала Алиса и в изнеможении закрыла глаза.

-- А мы можем продолжать?! -- радостным голосом обратился Дубов к Cвятославскому.

-- О, естественным способом! -- откликнулся режиссер. -- Если все пойдет, как я задумал одной голодной ночью, то наш спектакль будет иметь не только резонанс, но и фурор.

Папа Карло вновь склонился над шарманкой:

-- Ах, Буратино, Буратино! Увижу ли я тебя когда-нибудь?

Сразу после этих слов в коморку Папы Карло вбежали: Буратино-Дубов с золотым ключиком в руке, Пьеро-Столбовой и Мальвина-Святославский. По дороге Буратино шепнул:

-- Егор Трофимович, будьте в боевой готовности. Сейчас могут начаться настоящие сюрпризы.

Пьеро кивнул и нащупал в кармане револьвер.

Увидев дорогих гостей, Папа Карло умиротворенно прошептал:

-- Мальчик мой, наконец-то я увидел тебя воочию -- и спокойно могу умереть!

-- И не думай, Папа Карло! -- закричал Буратино. -- Только сейчас начинается самая настоящая жизнь. Лучше сообрази нам чего-нибудь покушать.

-- Нету ничего! -- горестно вздохнул Папа Карло.

-- Потерпите до завтра, -- предложил Сизый нос. -- Завтра после спектакля дадут благотворительный обед, и мы сможем порыться в пищевых отходах...

-- Не надо, -- вмешался Пьеро. -- Лучше я выйду на улицу, почитаю свои гениальные стихи и соберу денег на обед. -- Егор Трофимович извлек из кармана поэму Софьи Кассировой "Нильскaя рапсодия" и, раскрыв наугад, продекламировал:

< Назад | Дальше >