Елизавета Кожухова "Искусство наступать на швабру"

-- Для чего? -- удивился политик. -- Ну, со мной-то понятно -- я собираюсь осквернить их знамя, этот мерзкий символ антинародного тоталитаризма, но вы-то что там потеряли?

-- A может, я хочу попасть в лапы настоящих пиратов, -- ответил репортер. -- Может, я хочу, чтобы они меня пытали, избивали, морили голодом и в конце концов...

-- Да-да-да, знаю, -- перебил Гераклов, -- в конце концов убили, изнасиловали и пожарили на шашлык.

-- Вы все смеетесь, -- серьезно возразил Ибикусов, -- а мне не до смеха. Может, я действительно хочу умереть и положить конец своему бессмысленному существованию? Никто меня не любит...

-- A за что вас любить? -- пожал плечами Гераклов. -- Если вы только то и делаете, что каркаете всякую дрянь. Я даже более чем уверен, что в ближайшее время вы все это сами себе и накаркаете. Вам и череп проломят, и ядом отравят, и придушат, а вдобавок еще и поимеют.

-- Да разрази меня гром!.. -- начал было Ибикусов, но в этот момент огромная молния перерезала ночное небо, и раскат грома заглушил фразу репортера.

-- A давайте сыграем в русскую рулетку, -- вдруг предложил Гераклов.

-- Давайте, -- тут же согласился репортер. -- А в каком смысле?

-- Сейчас мы приплывем на остров, и я пойду на гору сдирать флаг. Если операция пройдет успешно, то я отплыву назад на яхту, а вы останетесь на острове на съедение пиратам. A если они меня подкараулят и сцапают, то поплывете на яхту вы -- надо же доставить назад шлюпку. -- Гераклов вздохнул. -- И передать последний привет друзьям. Ну как, по рукам?

За разговорами шлюпка подплыла к острову, и Гераклов, оставив нежданного спутника на дне лодки, побежал в сторону горы своего имени, где на кресте в свете молний багровело ненавистное знамя. Рассекая по-бычьи выставленной вперед головой крепчающий ветер, Константин Филиппович упрямо карабкался к вершине, но только он добрался до цели, как две пары рук из темноты схватили его и поволокли куда-то вниз...

"x x x"

Лежа в лодке, Ибикусов вновь задремал. Репортеру приснились события месячной давности, когда он, чтобы заработать на новый портативный диктофон, который можно было спрятать в самых пикантных местах, подрядился написать для газеты "Кислый флирт" эротический рассказ. "Только вы, голубчик, напишите что-нибудь красивое, без этих ваших фирменных закидонов", -напутствовал Ибикусова редактор господин Романов. Готовый исполнить любое задание, Ибикусов заперся у себя в квартире, отключил телефон и даже дверной звонок и начал творить...

"СОН ИБИКУСОВА"

Сидя за раздолбанной пишмашинкой, Ибикусов пытался выжать из себя еще несколько строчек заказанного гениального произведения: "Маня поспешно разделась и швырнула сорочку на стул... Ваня повалил ее на постель и грубо ввел член во влагалище... Маня испытала убийственный оргазм..."

-- Нет, не то, все не то, -- в отчаянии воскликнул Ибикусов.-- И дернул же меня черт взяться за эротический рассказ! Ну не мое это дело. Все равно ведь лучше, чем Эдичка, не напишу...

Ибикусов засучил рукава и снова кинулся в бой:

-- "Ваня попил пивка и ввел член. Маня дергалась под ним, будто ее включили в электросеть. Скорость их движений нарастала, пока они, наконец, не кончили...". Опять какая-то чепуха. Ну что я могу поделать, не мое это ремесло -- писать эротические произведения. Мне бы чего-нибудь возвышенного, о расчлененных трупах, о вампирах и о мучительной страшной смерти... Видимо, разным творческим личностям покровительствуют разные музы, и мне -- явно не та, которая покровительствует эротике. A что делать -- высокие и светлые чувства в наше время никому не нужны, а жить как-то надо, вот и берешься не за свое дело... Ну ладно, поехали дальше: "Любовники бурно кончили, Ваня вывел член из влагалища Мани, они допили пивко и стали неспешно одеваться..."

В этот момент по комнате пробежал легкий ветерок. Ибикусов поднялся, чтобы прикрыть окно, но вдруг увидел, что посреди комнаты стоит красивая стройная девушка, одетая в некое подобие белого балахона, который, однако, не скрывал, а еще более подчеркивал безупречные очертания ее фигуры.

-- Что вам угодно, сударыня? -- обратился к ней писатель, невольно любуясь прекрасными темными волосами девушки, свободно спадающими по плечам.

-- Вы господин Ибикусов? -- невысоким, но очень мелодичным голосом спросила девушка.

-- Ну, я, -- ответил Ибикусов.

-- Я -- ваша новая Муза, -- представилась гостья.

-- Кто-кто?

-- Муза. Я буду помогать вам писать эротический рассказ.

"Ну все, дописался, -- мелькнуло в голове Ибикусова. -- Точно, крыша поехала. И вроде ничего не пил, разве что пиво... A как хороша!".

Девушка подошла к столу и глянула в рукопись.

-- "Маня поспешно разделась и швырнула сорочку на стул", -- с трудом разобрала Муза плохо отпечатанный текст. -- Ну разве так пишут эротические рассказы?

-- A как? -- поинтересовался Ибикусов, понемногу приходя к пониманию, что все-таки явление Музы -- нечто большее, чем бред писательского воображения.

Вместо ответа Муза легким грациозным движением сбросила с себя верхнюю

часть белых одежд и бросила ее в воздух. Ибикусов, как завороженный, следил за ее полетом, а потом сел за стол и записал: "Покружившись, сорочка Мани упала, будто подстреленная белая Лебедь". A Муза читала дальше:

-- "Попил пивка и ввел член"... Причем тут пиво, господин Ибикусов?

-- Не знаю, -- пожал плечами новоиспеченный великий писатель. -- Все так пишут.

-- Ну хорошо, раз вы не можете без пива, хоть напишите так, чтобы читать было приятно. -- Муза взяла баночку с остатками пива и плеснула себе на грудь. Несколько мгновений Ибикусов следил глазами за тем, как капли бегут по светлой коже девушки, а потом записал: "Янтарные капли скользили по груди Мани, скапливаясь на сосках, и Ваня слизывал их, и горький напиток казался ему слаще меда".

Муза присела на колени к писателю, и ее упругая грудь с текущими струйками пива оказалась как раз рядом с его губами. Ибикусов целовал грудь Музы, а та ласково гладила его жесткие волосы. Наконец, девушка чуть отстранилась от своего ученика и вновь заглянула в его рукопись:

-- Ну, что ты там еще написал? "Ваня разделся донага и ждал прихода Мани. В предвкушении предстоящего полового акта его член возбудился и встал". Да-а... Послушай, Ибикусов, я сейчас ненадолго выйду, а ты постели постель и разденься.

-- Зачем? -- испуганно спросил Ибикусов. Муза улыбнулась:

-- Узнаешь, милый.

Муза выпорхнула из комнаты, а Ибикусов, сделав все, как она ему велела, присел на постель. Потом резко вскочил, подбежал к столу и записал: "Ваня ждал прихода Мани. Минуты тянулись, как столетия. Его тело погрузилось в невыразимую истому ожидания. И вот..."

И вот в комнату вернулась Муза. Как прежде, она была обнажена выше пояса, а белая юбка опускалась до пят.

-- Ты готов, дорогой? -- почти пропела девушка.

-- К чему?

-- К творчеству, милый, к творчеству. Мы с тобой должны создать настоящий гимн торжествующей любви. Вот что это: "Маня дергалась, будто ее включили в электросеть"?

-- A как?

Муза легким движением скинула с себя остатки одежды и прилегла на постель.

-- Присядь со мною рядом, -- попросила девушка. Ибикусов сел на краешек постели. -- Поцелуй меня. -- Ибикусов нагнулся, и их уста слились в бесконечном поцелуе. Вдруг писатель вырвался из объятий Музы, подбежал к столу и записал: "Грудь и лоно Мани тихо колыхались и звенели, будто поле спелой ржи под легким дуновением теплого ветерка".

< Назад | Дальше >