Елизавета Кожухова "Искусство наступать на швабру"

Ибикусов обернулся, чтобы поделиться своей находкой с Музой, но той уже не было. Писатель встряхнул головой, встал из-за стола и в смятении прошелся по комнате.

"Что это было -- сон или явь? A может, дух незабвенной Эммануэль Арсан таким оригинальным способом сошел на меня, чтобы научить, как пишется эротическая литература? По крайней мере, теперь-то я знаю, как это делается".

Ибикусов сел за стол и продолжил: "Ваня и Маня полежали на постели, затем, почуяв зов похоти... нет, лучше зов плоти, попили еще пивка и...". Ибикусов перечитал написанное, слегка поморщился, однако решительно засучил рукава и завершил фразу: "Попили еще пивка и приступили к осуществлению полового соития".

"x x x"

Долетевшие с вершины холма крики разбудили Ибикусова. "Оргазм под пивко", -- еще не совсем отойдя от сна, подумал репортер. Но через несколько секунд, полностью вернувшись в реальность, он понял, что крики доносятся с той стороны, куда в темноту ушел Гераклов. "A-а-а, -- обрадовался Ибикусов, -- сейчас они попьют пивка, затем введут, потом поистязают, а уж потом расчленят. Ах, как кричит, как кричит! Эти чарующие звуки ласкают слух. Но увы -- не все же наслаждаться, пора возвращаться на яхту и рассказать соратникам Гераклова о его бесславной героической гибели".

Ибикусов взялся за весла, и шлюпка медленно двинулась в сторону "Инессы Арманд".

На борту его встретил Серапионыч -- страдающий не то от бессонницы, не то от ночных кошмаров, он, не обращая внимания на дождь и грозу, прогуливался по палубе.

-- Где вы были? -- строго спросил Серапионыч Ибикусова. -- Или вы забыли, что вам запрещено пользоваться лодкой без ведома господина Грымзина или господина Гераклова?

-- Я плавал как раз вместе с Геракловым, -- возразил Ибикусов.

-- И где же он?

-- На острове, в лапах пиратов. Ах, доктор, если б вы слышали, как он кричал и какими словами бранил бандитов, когда они застали его за срыванием алого стяга!

-- Нет, все-таки понесла его нечистая! -- с досадой сказал Серапионыч. -- Теперь эти мерзавцы опять начнут нас шантажировать и ставить свои условия!

-- Да уж, теперь Константину Филиппычу не поздоровится, -- пробормотал репортер не то с сожалением, не то с завистью. -- Это с Егором и Вероникой Николаевной они обходились более-менее гуманно, просто как со случайными заложниками, а уж на Гераклова у них особый зуб. И я не удивлюсь, если они захотят его распять прямо на самолете, а потом...

-- Знаю-знаю, -- поспешно перебил Серапионыч. -- От этой разбойничьей шайки можно ожидать всего чего.

-- Кажется, Константин Филиппович как-то говорил, что один из них -сам переодетый Разбойников, -- ввернул Ибикусов.

-- Ну, тогда ему хана, -- махнул рукой доктор. -- Хотя насчет Разбойникова я все же сомневаюсь. Тут, правда, господин Грымзин сказывал, что штурман Лукич кажется ему подозрительнее всех других, и борода у него какая-то неестественная, и все время молчит... Да, пожалуй, Лукич может оказаться и Разбойниковым. Ах, бедный, бедный Константин Филиппович...

"x x x"

Лукич и Степановна вели Гераклова к рыбацкому домику. Политик не сопротивлялся, но шел с гордо поднятой головой.

-- Это вам даром не пройдет! -- храбрился он. -- Вы можете делать со мною, что придет в ваши куриные мозги, но вам не остановить поступательного хода времени. Это я говорю как бывший учитель истории. Колесо вспять не повернете! Черт, да потише вы, не видите, что там камни...

Штурман и мотористка молча слушали разглагольствования политика и продолжали грубо тащить его во тьму. Вдруг огромная разлапистая молния рассекла чуть ли не весь небосвод, и загрохотал страшный, оглушительный гром. Все трое вздрогнули.

-- Вот она, очистительная гроза народного гнева! -- воскликнул Гераклов, едва гром утих. -- И будьте уверены -- я добьюсь, чтобы состоялся новый нюрнберг, пусть хотя бы в кислоярском масштабе.

Тут не выдержала Степановна:

-- Посмотрим, кого будут судить, если завтра на выборах победит Зюпилов! Но боюсь, что вы, уважаемый господин Гераклов, до этого суда не доживете -- мы вас просто с дерьмом смешаем, как класс.

-- Получите дополнительную статью за убийство. -- Гераклов старался говорить уверенно и даже с некоторым апломбом, но чувствовал он себя явно не в своей тарелке.

-- Это не убийство, а уничтожение непримиримого классового врага! -вдруг заявил молчаливый штурман. -- Мы, борцы за справедливость...

-- Какие вы борцы! -- презрительно перебил Гераклов. -- Вы просто мелкая уголовная сволочь, которая стремится присвоить похищенные у народа деньги!

-- Ага! -- ядовито сказала Степановна. -- A вы их, конечно же, хотите народу вернуть, не так ли?

За такими вот милыми разговорами, от которых веяло мертвечиной, они дошли до рыбацкого домика. Лукич и Степановна втолкнули свою добычу в полутемное помещение и закрыли дверь.

Гераклов огляделся. В свете чадящей на колченогом столе коптилки можно было увидеть небольшую залу с валяющейся в беспорядке летней мебелью. В углах лежали удочки, обрывки сетей, ящики из-под динамита, использованные презервативы, пустые бутылки и прочий хлам, подтверждающий, что бывшее начальство бывшего ГЭСа действительно предавалось на острове рыболовству и иным невинным развлечениям.

Лукич сдвинул лежащий в середине залы старый половичок, и под ним обнаружились две створки люка. Штурман потянул за кольца, а мотористка подтолкнула Гераклова к зияющей в полу черной дыре, которая показалась Гераклову входом в ад. Осторожно ступая по расшатанным ступенькам, политик начал свое нисхождение в мрачное подземелье. Лукич со Степановной двинулись следом.

"x x x"

Доктор Серапионыч и срочно разбуженный им банкир Грымзин обсуждали создавшееся положение.

-- Ну так что же вы предлагаете, доктор? -- зевая, спросил Грымзин.

-- Надо Константина Филипповича как-то выручать, понимаете ли.

-- И не подумаю! В конце концов, предупреждали же его, чтобы не совался на остров. Пускай теперь пеняет на себя.

Доктор покачал головой:

-- Нехорошо, господин банкир, бросать товарища в беде. A скажите, станут ли вам доверять вкладчики, если узнают, что вы просто-напросто "кинули" своего делового партнера?

-- Мало ли кого я в своей жизни кидал, -- сказал Грымзин, но, подумав, сменил тон: -- Ну, я же не отказываюсь, делать, конечно, что-то надо. Но что делать -- ума не приложу.

-- Не сомневаюсь, что уже утром они прибудут за едой, -- ухмыльнулся доктор. -- И тут все зависит от того, какую линию поведения мы с вами изберем. У меня тут появилась одна задумка...

"x x x"

На круглом столике в канделябре, сымпровизированном из трех пустых бутылок из-под шампанского, горели свечи. Неверные отблески огня метались по стенам подвала, как обреченные на вечные муки души грешников. Когда глаза Гераклова привыкли к скудному освещению, он увидел, что в старом кресле-качалке сидит Иван Петрович Серебряков. Пламя свечей зловеще отблескивало на его лице, казавшемся спокойным и даже добродушным. "На вид вполне приличный человек, только в душе мухи дохнут", подумал Гераклов.

-- A, дорогой Константин Филиппович! -- нарушил затянувшееся молчание кок. -- Давненько мы вас ждали, а вот вы и пожаловали. -- Серебряков зловеще осклабился. -- Ну что ж, по гостю и честь.

-- Пррривет, Геррраклов! -- Это крикнул ворон Гриша, который сидел в темном углу на бронзовом бюсте Вольтера, неведомо каким образом оказавшемся в подвале рыбацкого домика. Возможно, гэсовское начальство кололо им орехи.

-- Стыдно, Иван Петрович, -- укоризненно покачал головой Гераклов. -- Я вас принял на корабль, можно сказать, дал вам возможность честно зарабатывать на жизнь, а вы вместо этого...

-- Да-да-да, -- нетерпеливо перебил Серебряков, -- а я вместо этого, и так далее, и тому подобное. A теперь, когда вы у нас в руках, уже ничто не заставит нас свернуть с пути и отказаться от намеченной цели.

< Назад | Дальше >