Елизавета Кожухова "Искусство наступать на швабру"

-- Одну минуточку, -- удержал ее Дубов. -- Татьяна Петровна, вспомните хорошенько, не интересовался ли кто-то в последнее время этими документами?

-- Баронесса Xелен фон Aчкасофф, -- не задумываясь ответила Татьяна Петровна. -- Она, правда, сказала, что в городском архиве сохранилось гораздо больше материалов по баронам Покровским и что ей, по-видимому, придется ехать в Москву, Петербург и даже Париж. Дескать, туда вроде бы последний из баронов кое-что переправил еще до революции.

-- A, это барон Осип Никодимыч, -- вспомнила Чаликова. -- Лучше бы он туда сам себя переправил, ведь его в восемнадцатом большевики расстреляли.

-- Не будем отвлекаться, у нас мало времени, -- заметил Дубов. -- И что, больше никто, кроме баронессы, сюда не заглядывал?

-- Нет, ну как же, -- вспомнила Татьяна Петровна. -- Еще Василий Палыч Степанов. Его интересовали материалы по природоведению. Но он здесь, кажется, ничего такого не нашел.

-- A ну как нашел и с собой унес? -- с опаской предположила Надя, когда Татьяна Петровна покинула библиотеку. -- A если и не унес, то для чего пытался свалить барана на воротах? Значит, они с Анной Сергеевной откуда-то узнали, что копать надо "под знаком Овна", то есть под бараном!

-- Ну, это еще бабушка надвое сказала, -- возразил Дубов. -- Давайте, Наденька, начнем с того, что вы раздобыли.

Чаликова достала из сумочки две бумаги -- старинный манускрипт из папки Федора Иваныча и ксерокопию из паба "Pokrow's Gate".

-- "В пределах сих несметные богатства сокрыты. И да не овладел бы ими человек, не способный их на благо использовать, приставлен ко кладу сему страж надежный, страж небесный, скрытый под знаком Овна, но не достичь цели, не переплывя реки, что протекает севернее, и мрачный покров ночи великую тайну хранит. Но если нет в душе твоей благородных и чистых помыслов, то не ищи богатств сих, ибо принесут они горе и страдание", -- медленно вслух зачитал Василий.

-- Ну и что вы по этому поводу думаете? -- спросила Надя.

-- Боюсь, что вынужден разочаровать вашу романтическую натуру, -- пожал плечами Василий. -- Скорее всего, это очередная мистификация в духе почтенных баронов Покровских.

-- И Ваня тоже так считает, -- закивала Чаликова. -- Но мне почему-то кажется, что тут все не так просто.

-- Тут или слишком просто, или слишком непросто, -- глубокомысленно заметил Дубов. -- К тексту приложена карта. Стало быть, "в пределах сих" -это в пределах, обозначенных на карте. Но тут сказано, что нужно переплыть реку, а где река? Озеро -- пожалуйста, есть, а реки нет, даже ручейка. Есть еще мелиорационная канавка, отделяющая кладбище от болот, но уж ее назвать рекой...

-- Постойте! -- воскликнула Надя. -- Или нет. Сорвалась мысль, как щука с крючка... Но давайте все же посмотрим архив.

-- Да я уж смотрю, -- откликнулся Дубов. -- Но все что-то не то. Похоже, что самое важное действительно вывезли в Париж. Вот, любопытная тетрадочка: "Наблюдения за погодой, растительным и животным миром болот, проводимые летом 1856 года домашним учителем Геракловым". Очень странно, что эта тетрадка совсем не заинтересовала ученого-природоведа Виталия Павловича Степанова.

-- Она не заинтересовала шарлатана-авантюриста Каширского, -- уточнила Надя. -- Ну а что там еще?

-- Да всякая дребедень, -- разочарованно сказал Дубов. -- Какие-то счета, векселя, расписки... Да, коли тут что-то и было, то давно уже пропало. Так что, Наденька, сокровища если и есть, то не про нашу с вами честь. -- Детектив пошарил по дну сундучка и извлек оттуда последнюю бумагу: -- "Свидетельство о смерти барона Николая Дмитриевича Покровского"...

-- Свинтуса! -- вспомнила Чаликова.

-- Какого свинтуса? -- удивился Дубов. -- "Скончался 9 февраля 1899 года от воспаления легких. Уездный врач Сарафанов".

-- Нет-нет, что-то тут не то, -- возразила Чаликова. -- Барон Николай Дмитрич Покровский был растерзан в ночь с 12 на 13 октября 1899 года на болоте диким кабаном! Дайте-ка я взгляну... Значит, баронесса фон Aчкасофф ошиблась? Или... или сознательно ввела меня в заблуждение!

-- Это вы насчет той истории с Ником Свинтусовым? -- припомнил Василий. -- Да, странно.

-- Мистификация ради мистификации, или с какой-то целью? -- лихорадочно бормотала Надя. -- И я ведь поверила, она так увлекательно обо всем рассказывала! И на памятнике стоял 1899 год.

-- A число-месяц?

-- В том-то и дело, что ни числа, ни месяца -- только год! Но она же понимала, что как только я загляну в архив, то тут же уличу ее в неточности.

-- Должно быть, баронесса не рассчитывала, что вы так скоро доберетесь до этих бумаг, -- хладнокровно заметил Дубов. -- Если бы мы с вами пришли сюда не сегодня, а завтра, то свидетельства о смерти Н.Д. Покровского, скорее всего, тут бы уже не было.

-- Вот еще одна загадка, -- чуть успокоившись, продолжала Чаликова. -C какой целью баронесса пошла на историческую фальсификацию и связала гибель Ника Свинтусова со смертью барона Николая Покровского?

-- Может, чтобы списать реальное преступление на происки потусторонних сил? -- предположил Дубов. -- Но в таком случае мы должны признать ее связь с преступной группой Каширского и Глухаревой, что мне представляется маловероятным. A впрочем, чего гадать -- скоро все узнаем. A если не узнаем, так тем более гадать нет смысла. Ну, кажется, все изучили, можем спускаться вниз. -- C этими словами он небрежно сунул свидетельство о смерти себе в карман. x x x

В гостиной зале Дубов с Чаликовой застали гостей -- уже знакомого нам инспектора Кислоярского ГУВД товарища Лиственицына и троих сотрудников угрозыска в штатском.

-- Ну как, взяли Глухареву с Каширским? -- с ходу спросил Дубов.

-- Какое там! -- горестно махнул рукой инспектор. -- Похоже, их давно уж след простыл!

-- Ну так вы бы еще позже приехали, -- с досадой произнес Василий. -- A вперед им депешу послали -- мол, никуда из дома не отлучайтесь, мы вас приедем арестовывать.

-- A вы напрасно иронизируете, Василий Николаич, -- покачал головой Лиственицын. -- У нас ведь даже расходы на бензин лимитированы, пришлось ехать на дешевую заправку, а там очередь, потом прямо на дороге мотор заглох, нам ведь опять ассигнования на ремонт урезали... Ну как тут работать, скажите на милость?

-- Ну хорошо, -- прервал Дубов стенания инспектора. -- И что же?

-- Да ничего. Ворвались мы к ним в хибарку, а там пусто. Такое впечатление, будто они в большой спешке сорвались с места и сбежали.

-- Ну, понятно, -- констатировал Дубов. -- Почувствовали, что им "сели на хвост".

-- Ну ладно, так мы поедем помаленьку, -- засобирался инспектор.

-- Нет-нет, господин Лиственицын, -- с этими словами в гостиную вошел сам Иван Покровский, одетый по-похоронному: во фрак и джинсы. -- Как хотите, но я вас никуда не отпускаю. Вы должны остаться у нас хотя бы до ужина.

-- Да, инспектор, -- поддержал Дубов хлебосольного хозяина, -- не сомневаюсь, что сегодня вы увидите много интересного.

-- Эх, была не была, черт с вами! -- отчаянно стукнул по столу Лиственицын. -- Гулять, так уж гулять. Остаюсь!

Тут Надя через окно увидала, как к парадному входу лихо подкатил запорожцеобразный "Мерседес", и из него вылезли гости -- все те же Александр Мешковский, Софья Кассирова, баронесса Xелен фон Aчкасофф и кинорежиссер Святославский.

-- Кстати, на допросе все они уже в трезвом виде подтвердили свои первоначальные показания, -- заметил Лиственицын. Дубов удовлетворенно кивнул и незаметно для инспектора подмигнул Надежде. x x x

Сразу по прибытии гостей начались очередные похороны. На сей раз Надя имела счастливую возможность пронаблюдать церемонию с самого начала -- как гроб под музыку из фильма "В джазе только девушки" отпевали в особой комнате, которую Покровский величал "капличей", как его торжественно несли на кладбище и устанавливали возле разверстой могилы.

Во время этих действий Надя пристально наблюдала за участниками и отметила отсутствие баронессы Xелен фон Aчкасофф и детектива Василия Дубова. Впрочем, Дубов скоро вернулся:

-- Баронесса поднялась в библиотеку -- очевидно, чтобы изъять свидетельство о смерти Николая Дмитрича. Когда она вернется, понаблюдайте за ее выражением лица.

Вскоре баронесса появилась в "капличе" и присоединилась к остальным гостям. Но лицо ее, кроме естественного в таких случаях чувства горестной утраты, ничего не выражало.

< Назад | Дальше >