Елизавета Кожухова "Искусство наступать на швабру"

-- Ой, не к добру, -- с опаской покачала головой Катенька. -- В любом случае следует поопаситься.

-- Не надо, -- решительно заявил хозяин. -- Я решил открыться.

-- Что ты, что ты! -- замахала руками хозяйка. -- Ведь ты погибнешь, а я этого не переживу. Да и чего ты добьешься?

-- Это дело чести, -- с тихой непреклонностью ответил хозяин. -- Если даже водяной меня бранит за бездействие и потворство всяким лиходеям, то куда уж дальше? Я должен доказать, что это не так!

-- И что же ты собираешься делать? -- обреченно вздохнула хозяйка.

-- Для начала наведаюсь к Беовульфу -- туда белопущенские наемники не сунутся. Ну а дальше увидим.

-- Благослови тебя господь, -- сквозь слезы промолвила Катерина. -- Ты когда собираешься идти?

-- Прямо сейчас, -- решительно сказал хозяин. -- Вот сена Буренке принесу, и в путь. x x x

Сидя за столом в кабинете покойного князя Григория, барон Альберт занимался государственными делами. Правда, злые языки в его окружении поговаривали, что княжеский стол совсем "не идет" барону. И действительно, если Григорий гляделся за своим столом как настоящий руководитель государства, прочно и уверенно сидевший на своем месте, то Альберт как-то терялся среди строгих и прямых очертаний княжеского стола. Но барон еще надеялся не только приноровиться к чужой мебели, но и прочно утвердиться во главе княжества, пусть даже и не в княжеском звании.

Пока же приходилось заниматься рутинными делами, связанными с обустройством Белой Пущи после лютой смерти ее долголетнего вождя. И одним из важнейших дел, по мнению барона, было возрождение духовности. Вспахивать сию благодатную ниву Альберт поручил одному из матерых упырей, давнему сподвижнику покойного князя Григория, который и докладывал престолоблюстителю о проделанной работе:

-- Значит, так. Согласно последним решениям, открыли мы заброшенные храмы во всех крупнейших селах и волостях.

-- Хорошо, -- удовлетворенно кивнул Альберт и отхлебнул из кружки какой-то жидкости, то ли чаю, то ли кровушки. -- И как же воспринял наш народ сей шаг доброй воли со стороны властей?

Докладчик почесал плешь:

-- Как надобно, так и воспринял. Правда, кое-кто не хотел идти на богослужение, но наши стрельцы постарались -- всех в церкву затолкали! -Упырь удовлетворенно осклабился.

Однако Альберт остался недоволен:

-- Ну вот, опять. Сказано же было, чтоб никакого насилия! Это ведь не сбор податей, а дело личное, добровольное. Кто хочет, тот пускай идет в церковь, кто не хочет -- принуждать никого не надо. Послушай, Гробослав, пора уж понять, что времена не те... Такое впечатление, что вы все сговорились, чтобы обгадить любое хорошее начинание!

-- Так мы же хотели, чтобы как лучше, -- обескураженно пробормотал Гробослав. -- Сказали нам подымать духовность, вводить православие, чтоб его, ну вот мы и стараемся понемногу. A как же иначе? Пока людишек силой в храм не затолкаешь...

-- - Никого не надо толкать в храм силой! -- не выдержав, хлопнул по столу Альберт. -- Ясно вам?!

-- Ясно-то ясно, -- протянул Гробослав, -- да только как же еще вводить эту самую духовность, коли не силой?..

-- Ну ладно, -- вздохнул Альберт, поняв, что Гробославу не втолкуешь. -- Теперь насчет костей княжны Марфы. -- Барон полез в стол, а Гробослав, молниеносно извлеча из-за пазухи мутную скляночку, вылил ее содержимое в кружку. Когда Альберт вынырнул из стола с какой-то бумагой, докладчик уже сидел с самым невинным видом и подобострастно глядел на барона. -- Вот, -продолжал Альберт, -- докладная о разыскании костей княжны Марфы.

-- A это точно ее кости? -- простодушно переспросил Гробослав.

-- Ее, не ее, какая разница, -- расплылся Альберт в клыкастой ухмылке. -- Наша задача -- предать их земле с должными почестями, дабы раз и навсегда прекратить зловредные толки о том, что якобы Марфа жива до сих пор в облике, прости господи, лягушки. -- C этими словами барон даже перекрестился, правда, не той рукой и не в том направлении. -- Ну как, подготовили вы соображения насчет того, где и как предать покою сии бренные останки?

-- Ну, соображениев-то предостаточно, -- вздохнул Гробослав, -- да токмо все никак не придем к общему мнению. То ли дело при покойнике князе Григории -- у всех было единое мнение...

-- Эти времена ушли, -- твердо проговорил Альберт. -- Пора своим умом думать. -- Барон привычно схватился за кружку, но, к разочарованию своего собеседника, поставил ее на прежнее место. -- Так в чем же разномыслия?

-- Разномыслия в том, что имеются аж три предложения, где хоронить, -откашлявшись, приступил Гробослав к докладу. -- В родовой усыпальнице Шушков, в усадьбе Старо-Даниловское и на погосте села Заборье.

-- Причем тут Заборье? -- удивился Альберт.

-- При том, что как раз через Заборье Марфа бежала в Новую Ютландию. Это было последнее селение на земле нашего княжества, которое она видела перед своею кончиной.

-- Ну, разве что... -- с сомнением пожал плечами Альберт. A Гробослав уверенно продолжал:

-- У Заборья есть и хорошие, и плохие стороны. Хорошее -- то, что село находится в дальнем и глухоманном краю нашего княжества, почти что среди болот, и могила Марфы не будет нам каждодневным напоминанием о Шушках. A плохое -- это то, что если мы похороним кости в Заборье, то тем самым как бы признаем, что Марфа бежала в Новую Ютландию, а князь Григорий ее преследовал и убил. Или заколдовал. В общем, дадим новый повод для вредных сказок о княжне-лягушке.

-- Ну, эти сказки долго еще будут сказываться, -- заметил Альберт. -- A насчет Григория мы должны наконец признать, что и он был в своих деяниях отнюдь не безгрешным...

Этого Гробослав уже выдержать не мог. Подавшись вперед и вцепившись барону в белоснежное жабо, он злобно зашипел:

-- Да что ж ты, гад!.. Да Григорий тебя из дерьма вытащил, а ты его...

-- Не шуми, -- с трудом высвободившись, ответил Альберт. -- Успокойся, на вот водицы испей. -- Он пододвинул Гробославу свою кружку, но тот испуганно замотал головой. -- A ты думаешь, мне все это не претит -- церкви, княжеские кости, Семиупырщина? Еще как претит! Но мы должны считаться с тем, что у нас есть и чего нет. Нет князя Григория с его железной волей и непререкаемым влиянием, а есть необходимость сохранить власть. Тут вот Анна Сергеевна как-то говорила -- дескать, что за перестройку мы затеяли. Она это слово произнесла, помнится, очень презрительно, а мне оно понравилось, потому как весьма точно отражает стоящие перед нами задачи.

-- Извини, погорячился, -- пробурчал Гробослав.

-- Чего уж там, я не сержусь, -- махнул рукой Альберт. -- Да, так что же насчет остальных двух предложений?

-- Второе -- это похоронить Марфины останки в родовой усыпальнице в Белой Пуще, -- сообщил Гробослав. -- Хотя и здесь имеются свои трудности.

-- A кстати сказать, где она, эта усыпальница? -- переспросил Альберт. -- Признаться, я о ней даже и не слыхивал.

-- И немудрено, -- подхватил Гробослав, -- ты же всего сто лет при князе Григории, а я все помню, как тут прежде было. До Григория на месте кремля стояла большая усадьба князей Шушков. Ну и при ней, вестимо, усыпальница. A когда князь Григорий начал на сем месте могучий кремль возводить, то усыпальница оказалась как раз между крепостной стеной и конюшней. Ну, он все оставил как есть, только прикрыл забором. Так что эта усыпальница уж века полтора стоит в полном запустении и небрежении.

-- Ну так может быть уберем забор, приведем усыпальницу в порядок, а конюшню переставим в другое место? -- предложил Альберт. -- И Марфины кости честь по чести похороним.

-- Ну, не знаю, -- с сомнением покачал головой Гробослав. -- Я ведь так понимаю, что Григорий усыпальницу нарочно с глаз подальше убрал. Ведь в кремле гости иноземные бывают, а зачем напоминать им о Шушках? Да и нам это тем паче ни к чему.

-- Ну да, -- подтвердил Альберт. -- Собственно и Марфу-то мы хороним для того токмо, чтобы пресечь непристойные слухи, а не ради какого-то глупого покаяния, как тут кое-кто выдумывает. Нам не в чем каяться, мы выполняли приказы!.. Ну ладно, а что же третье предложение?

-- Третье -- Старо-Даниловская усадьба. До Григория она принадлежала князю Ярославу Шушку, коий приходился как раз родителем Марфе, а Ольге, супруге князя Григория, соответственно двоюродным дядей.

-- И что же Ярослав, тоже погиб?

-- Вестимо, погиб, -- плотоядно проурчал Гробослав. -- Как сейчас помню, сам я его, родимого, и ухайдакал, а кровушку выпил...

-- Прекрати! -- замахал руками Альберт. -- Этого я слушать не желаю. И что же усадьба?

< Назад | Дальше >