Елизавета Кожухова "Искусство наступать на швабру"

A барон лежал распростертый на холодном полу и тщетно ждал, когда князь Григорий вновь заговорит с ним.

-- Жаль, что так скоро удалился, -- вздохнул Альберт, медленно подымаясь с пола. -- Но на случай, ежели явится вновь, надо будет составить списочек вопросов. Вопрос первый: где хоронить кости Марфы? Вопрос второй... -- Барон подошел к небольшому столику наподобие конторки, стоящему в углу спальни, и, обмакнув гусиное перо в чернильницу, принялся что-то черкать на листке пергамента. x x x

На столе стоял кувшин водки и кое-какая незатейливая закуска. За столом сидели князь Длиннорукий и Соловей-разбойник, причем Петрович ерзал на табуретке и то и дело вскакивал -- давали знать недавние ранения. Длиннорукий был уже изрядно "под мухой", но еще не утратил некоторых способностей к рассуждениям.

-- Чую, что бросили нас наши дорогие хозяева, - говорил он, размахивая куском соленого огурца. -- Послали сюда вместе с этими полоумными наемниками, и все, и справляйтесь, как можете.

-- Уползать надо, -- мрачно проворчал Петрович. -- Покаместь бить не начали.

-- Ну, уползти-то мы еще успеем, -- отхлебнул Длиннорукий из кружки и закусил огурцом. Петрович выпил залпом и не закусывая. -- Да, так ты говорил, что к Виктору какая-то баба пришла, -- продолжал князь. -- Ну-ка, расскажи, дружище Петрович, что это за баба и что он с нею, хе-хе, делал!

-- Да не баба, а молодая девка, -- нехотя ответил Соловей.

-- O, да так это ж еще лучше! -- скабрезно захихикал Длиннорукий. -Ну-ну, и что же?..

-- Да ничего. Там через скважину не подглядишь.

-- Ага, значит, нарочно скважину заткнул. Но ты хоть подслушал-то? Это вообще замечательно -- когда не видишь, такого можно себе напредставлять! -Князь противно потер пухленькими ручками. -- Ай да Виктор, а я-то уж грешным делом начал думать, что на девок у него, хо-хо, не стоит. Ну-ну, значит, завалил он ее на лежанку...

-- На какую еще лежанку? -- пробурчал Петрович. -- Он же принимал ее у себя в рабочей горнице.

-- O, ну так это же просто прелестно! -- пуще прежнего обрадовался Длиннорукий. -- Завалил прямо на стол...

-- Ну причем тут стол? -- озабоченно потер ноющую задницу Соловей. -Они же там не одни были, еще и Теофил...

-- A-а, так они ее вдвоем! -- расплылся в скабрезной усмешечке Длиннорукий. -- Что ж ты мне сразу не сказал? Мы бы пустили золотое яблочко по тарелочке и посмотрели, что они там вытворяют!

-- Да ничего они не вытворяли, -- не вытерпев княжеских похабствований, топнул ножкой Петрович. -- Просто разговаривали, и все.

-- Ну и дает, однако же, наше Высочество, -- разочарованно протянул Длиннорукий. -- Привел к себе на ночь глядя молодую девку -- и разговорами потчует. -- Князь подлил себе и Соловью еще водки. -- Ну и о чем же таком они говорили?

Петрович выпил, занюхал надкушенной луковицей и наморщил лоб, пытаясь вспомнить:

-- Говорила-то больше та девица. И такую околесицу несла, что у меня аж уши завяли. Будто бы она -- бывшая лягушка, которую поцеловал какой-то Иван-царевич Покровский, и она сделалась княжной...

-- Что? -- вскочил Длиннорукий как ошпаренный, едва не опрокинув кувшин с остатками водки. -- Я должен немедля передать об этом в Белую Пущу!

-- Да они ж тебя засмеют, -- хмыкнул Петрович. -- Скажут, совсем с крыши князь съехал, уже всякие сказки рассказывает.

-- Это не сказки, -- стукнул Длиннорукий кружкой по столу, -- а самая истинная правда!

-- A я чего-то припоминаю, -- почесал задницу Петрович. -- Еще в самый первый день, как мы сюда прибыли, я тогда подслушал разговор этой сволочи боярина Василия с его дружками о какой-то лягушке да об Иване-царевиче. Стало быть, все это и впрямь не сказки?

Князь внезапно успокоился:

-- A правда, куда торопиться? Завтра с утра на свежую голову все и передам. Ну и что еще твоя княжна рассказывала?

-- A я больше ничего не услышал, -- горестно вздохнул Петрович. -- Тут на меня снова тот изверг набросился!

-- Какой еще изверг?

-- Да кот, чтоб ему пусто было!

-- Опять кот, -- проворчал Длиннорукий. -- Тебе, братец, пить меньше надо. Или больше закусывать.

-- Вы мне никто не верите! -- взвизгнул Петрович. -- A он меня, сука, снова цапнул! -- И Соловей, задрав штанину, продемонстрировал совсем свежую царапину на правой ноге.

Длиннорукий лишь вздохнул, а Петрович опрокинул в себя еще одну кружку и, пригорюнившись, затянул старинную разбойничью песнь:

-- Эх, на царь-городской на дороженьке

На телегах богатеи ездиют,

Со колесами да позолоченными,

Да с серебряными бубенчиками.

Едут мироеды-грабители,

Бедного люда угнетатели,

В шубах с воротниками бебряными,

C золотыми перстнями, с побрякушками.

A мы, да удалые разбойнички,

Их пограбим, заберем бубенчики,

Да шубы дорогие с побрякушками,

A самих перережем, грабителей,

Трудового народа угнетателей... x x x ДЕНЬ ВТОРОЙ

Грендель вел Дубова по узкой тропинке. Уже рассвело, и Василий с немалым интересом поглядывал на окрестные болота, которые теперь не казались столь зловещими и враждебными, как в утро того памятного октябрьского дня, когда они волчьими тропами пробирались в Белую Пущу по душу князя Григория. И хотя с Гренделя было снято заклятие, бывший оборотень сохранял кое-какие способности и повадки волка. Вот и сейчас он то и дело поводил носом и как будто ощущал некую опасность.

-- Надобно поостеречься, -- наконец сказал он своему спутнику.

< Назад | Дальше >