Виктория Платова "Купель дьявола"

- Это спорный тезис, Катерина, - сказала я. - Я как-нибудь объясню тебе.

- Когда?

- Не сейчас. Сейчас у меня голова болит.

- Принести тебе водички?

Не дожидаясь ответа, Катька метнулась на кухню, а я попыталась встать. Голова гудела, как полковой барабан. Будь ты проклят, Марич, напоил меня, оставил умирать на ковре и даже не поцеловал на прощание.

С другой стороны, кому охота целовать пьяную бабу?.. Я с трудом оторвала голову от пола и посмотрела на часы.

Половина двенадцатого. Лихо. Лихо-лихо.

Хоть бы позвонил, поинтересовался, не сдохла ли я от передозировки водки "Спецназ". Скотина, подонок, жалкий тип... Пока я с упоением костерила Марича, вернулась Катька с большой кружкой воды, и я спросила у нее:

- Мне никто не звонил?

- Звонил.

Слава богу, что Кирилл оказался не такой законченной скотиной, как я о нем подумала.

- Не представился?

- Представился. Только я забыла. Лавруха-младший, до этого с интересом наблюдавший за нами, почесал переносицу.

- Вспомнила! Лаврик записал его имя.

- Записал? А зачем?

- Он очень просил.

- Кто?

- Кто звонил. Сказал... Как это? Очень важно... - Катька протянула мне листок, на котором моей собственной губной помадой (175 рублей за тюбик!) были выведены каракули. Первым шел совершенно косой крест, за ним следовала Е, повернутая в другую сторону. То же самое произошло с последней буквой И: перекладина торчала не там, где нужно. А вот Р получилась у Лаврухи-младшего на славу.

ХЕРИ.

Ламберт-Херри Якобе. Херри-бой.

Значит, он добыл свой ключ и теперь жаждет поделиться со мной неожиданными открытиями. Может быть, даже ему в спину дышит Зверь, и в ближайшее время стоит ожидать крупных катаклизмов. Но, как ни странно, сейчас моя больная голова интересовала меня сильнее, чем все Антихристы, вместе взятые. И еще меня сильно интересовал Кирилл Алексеевич Марич.

Кажется, я наговорила ему вчера много лишнего. Жаик, Жека, браслет, тот же Херри-бой, не к ночи будь помянут. Интересно, как выглядели все мои "спецназовские" откровения?.. Нужно дождаться снега и почистить наконец ковер. И пропылесосить квартиру. Грязь неимоверная, а под диваном валяется тапок, который я потеряла еще прошлой зимой...

- Что еще он сказал?

- Больше ничего.

Я все-таки нашла в себе силы подняться с ковра и побрела в ванную.

...Из-под душа меня вытащил очередной звонок. Звонил Марич. Наконец-то.

- Как ты себя чувствуешь, Катя? Интересно, почему "ты"?

- Мы что, пили на брудершафт? - морщась от головной боли, спросила я.

- Да. А ты разве забыла? Последний тост. И троекратное лобызание.

- Что-то не припомню.

- Тогда придется повторить.

- Уволь. Водки я напилась до конца тысячелетия. Что я тебе наговорила?

- Много любопытного.

- Забудь. Это пьяные разговоры пьяной женщины. Ты меня доставил?

- Патрульно-постовая служба.

- Шутишь?

- Конечно, шучу.

- А почему не остался?

- Ты не приглашала.

Скажите, пожалуйста, какой щепетильный!

- Извини, я паршиво себя чувствую. И дети еще не кормлены.

- Конечно, я понимаю. Я перезвоню.

Я положила трубку и побрела на кухню. На столе стояла оприходованная пачка кукурузных хлопьев и пакет молока. Дети неплохо справляются сами, я совсем им не нужна, пьяная дура. Интересно, что хотел сообщить мне Херри-бой. Нужно позвонить и поинтересоваться. Если он нашел нечто экстраординарное, я могу вписаться в долю. Я это заслужила. Тем более что деньги нужны мне позарез. Доллары, вырученные за картину, так и лежали в банке мертвым грузом: после смерти Жеки я просто не могла ими пользоваться. Жека права - эти деньги никому не принесли счастья, разве что Снегирю, оперативно прикупившему новенький "Фольксваген". Черт возьми, я опять думаю о том, как бы обогатиться. Вконец испорченная девка...

Телефона Херри я так и не нашла, зато вспомнила о его записной книжке, которую сунула в карман, когда бежала с острова. Наверняка в нем есть координаты самого Херри. Я искала книжку полчаса и наконец нашла ее в грязном белье, в джинсах, не стиранных со времени приезда из Голландии. Тут же в ванной, сидя на куче тряпок, я раскрыла ее.

Никаких следов адреса Херри-боя и его острова не было. Только несколько аккуратных столбцов цифр (очевидно, номера, телефонов) и какие-то инициалы рядом с номерами. Очевидно, Херри-бой начал эту книжку совсем недавно, некоторые страницы были даже не разрезаны.

Я рассеянно пробежала глазами цифры и захлопнула книжку. А потом открыла ее снова. Один из номеров показался мне знакомым.

Более чем знакомым.

Остатки хмеля моментально выветрились из моей головы. Я бросилась в комнату и схватила со стола листок, на котором Лавруха-младший таким оригинальным образом увековечил имя Херри-боя. Это был тот самый листок, который всучил мне Марич. Вчера, когда я набирала его номер, я просто оставила листок у телефона.

Пробежав глазами цифры, я сличила их с цифрами в записной книжке Херри.

Они совпали, все до единой.

С той лишь разницей, что в записной книжке перед номером Марича стояло еще несколько цифр. Код. Код России и код Питера.

Это было так невероятно, так не правильно и так подло, что я без сил опустилась на ковер. Я могла ожидать чего угодно, только не этого. Херри-бой знаком с Маричем! Но он ни разу не упоминал о капитане, а сам Марич прошлой ночью слушал мои россказни о Херри с большим интересом. И тоже ни словом не обмолвился о знакомстве.

Так вот от кого Херри-бой узнал об Эссене, ведь именно в Эссен юркнул Иосиф Семенович Гольтман!

Марич.

Засланный казачок, пятая колонна, лидер партизанского движения. Скромный оперативный работник, расследующий дела о похищении картин. Почему он промолчал? Потому что ему было что скрывать. Черт возьми, у "Всадников" попеременно оказывались то Марич, то Херри-бой, они не выпускали картину из поля зрения ни на секунду! Они сменяли друг друга, они просто пасли ее. И один обеспечивал другому стопроцентное алиби!.. Еще летом Марич знал о существовании картины - ему сообщил об этом Херри-бой...

< Назад | Дальше >